| | | | |
ЗАМЕТКИ ЗОИЛА
Радикализма и экстремизма в литературе, в культуре, всегда побаивались власть имущие, в любое время и на любом конце света. И вот, наконец-то, настало время, когда мировые политтехнологи умело взяли себе на вооружение и радикальные методы искусства. Буржуазное присвоение радикализма началось и в современной России.
К примеру, выпускает молодой писатель Вячеслав Курицын свой роман, в подзаголовке пишется "радикальная проза". Чем она радикальная? Призывает к восстанию? Восторженно описывает бунтарей? Или хотя бы настраивает на борьбу с режимом? Нет, нет, и нет. Восхваляет наркоту, секс и грубые уличные выражения. Разврат, а не радикализм.
Второй пример. Еду на днях на машине, и там в одной из популярных радиопередач какая-то лихая журналистка под псевдонимом "Растафари" проповедует экстремальную журналистику, уверяя, что никогда не будет рекламировать лифчики или звать своих слушателей пойти пообедать в японский ресторан. Но что это за экстремальная журналистика? Всё та же разнузданная музыка, уличный сленг и какое-нибудь пережёвывание живых червей или тараканов. Да, брезгливый человек на это не пойдет, но при чём здесь экстремальная журналистика?
Не думаю, что Курицын или эта "Растафари" сами сообразили присвоить и наградить себя этими бунтарскими ярлыками. Примеры я мог бы множить и множить. Правящий режим умело направляет радикальную часть молодёжи в русло ложного радикализма, мнимого экстремала.
Изначально радикальная, экстремальная литература была связана с радикальными политическими движениями.
Радикальна проза Эдуарда Лимонова, радикален последний роман Александра Проханова "Крейсерова соната", который за откровенный антипутинский призыв не хотели даже печатать в типографии. Побаивались реакции властей. А власти сделали всё, чтобы роман замолчать.
Радикальной была, к примеру, наша беседа с выдающимся философом Александром Зиновьевым, когда он призвал повесить всех вождей перестройки. Не случайно против меня было открыто уголовное дело и два года, пока оно продолжалось, жил в ожидании тюремного срока.
Радикальным был вызов октября 1993 года, и потому все умеренные оппозиционеры в те дни расползлись по щелям. Сегодня можно сказать, что октябрь 1993 года спас честь русского народа, оказавшего хоть какое-то сопротивление авторам уничтожения державы, краха промышленности, уничижения и измельчания культуры. После поражения 1993 года начался спад сопротивления, тяжелый духовный кризис русского народа.
И вот, накануне нового неизбежного народного подъема нашими врагами талантливо подхватывается вся семантика сопротивления, все привычные в условиях борьбы термины и понятия. Даже сама оппозиция скоро будет определяться и назначаться в Кремле. Естественно, это переосмысливание понятий и терминов коснулось искусства.
Я не противник эксперимента в искусстве — пусть художники пробуют новые формы, если есть что сказать людям. Но когда бренеровские экскременты, наваленные публично перед зрителем, или же кабаковскую обычную дверь в туалет, выпиленную из реального общественного заведения, называют "радикальным искусством", я не понимаю, при чём здесь радикализм? Радикализм — всегда угроза существующей власти, радикальное искус- ство обязано нести заряд мощного сопротивления. А если кабаковскую дверь в туалет охотно демонстрирует в Эрмитаже угодливый путинский надсмотрщик в чине академика,— это не только публичное унижение Эрмитажа, но и доказательство полнейшего конформизма подобных акций как очень даже удобных властям.
Эстетизация уродства и насилия в современном мире не является радикальным искусством. Всё, что, на взгляд мировых политтехнологов, уводит толпу, плебс, быдло, от настоящей борьбы и подлинного радикализма, прославляется и премируется. Несомненно талантливый Квентин Тарантино и является одним из таких тонких ценителей домашних убийств, зря с ним примирился Никита Михалков — значит, и он пошёл по дороге в ад. Мировая буржуазия умело присваивает себе и рок-музыку, возводя рок-идолов в ранг сэров, пэров и лордов, создаёт целую индустрию, коммерчески эксплуатируя даже облик Че Гевары. Они и Сталина готовы запустить в свой оборот, но пока побаиваются его реинкарнации, его возвращения в том или ином реальном виде.
Но в противовес мнимому радикализму и экстремизму поедателей червяков и утомлённых сексом импотентов, в России всё ещё бушует пламя подлинного радикализма. Для меня по-хорошему радикальны многие стихи Марины Струковой и её друзей, проза Дмитрия Нестерова и Михаила Елизарова, даже высказывание Дмитрия Галковского в последнем номере "Дня литературы": "А что, если бы, например, в Москве взять и подговорить студентов сделать Акцию. Серьёзно, по-молодёжному. Например, перебить все "мерседесы" ломами в радиусе пятиста метров от мэрии. Прокатить на тачке до Москва-реки пару десятков чиновников…. Не сделаете — БУДЕМ МСТИТЬ…"— звучит радикальнее всех этих книжных лже-радикалов.
По сути, радикалом был хорошо мне знакомый Пол Хлебников. Он когда-то писал в "Известиях" о моём радикализме, а вот сейчас, поминая его, я пишу о его радикализме. Конечно же, публикуя список новых миллиардеров, он понимал: не одной Батуриной и её сановному мужу наступит этим списком на все больные места. Вот где настоящая экстремальная журналистика. Куда до неё всем этим слащавым "Растафари" из авторадиопередач.
Даже новая повесть Валентина Распутина, при всём её традиционализме, более радикальна, чем псевдорадикальный роман двух рижан, прошлогодних обладателей премии "Национальный бестселлер".
Псевдорадикалы мутят воду, торчат постоянно на телевидении, куда настоящих радикалов ни за что на свете не допустят.
Для меня ясно, экстремальная журналистика пишется в окопах в Чечне и в Ираке, а не на Багамских и прочих курортных островах, куда телевизионщики готовы послать своих последних псевдогероев. Радикалами являются и мои враги — чеченские бандиты. Радикал может быть по разные стороны баррикад, но он всегда не играет, а ведет сражение. Попадание двух самолётов в небоскрёбы WTC — вот акт радикального искусства, как к нему ни относись. И после этого салонный радикализм Курицына и Кo смешон и нелеп.
Может быть, сейчас, на краю гибели, и наступает время настоящего русского радикального искусства? Но найдутся ли в России его подлинные творцы?
Владимир Бондаренко
1.0x
