Авторский блог Кавад Раш 00:00 21 июля 2004

ВЕРНУТЬ КУЗНЕЦОВА!

| | | | |
Кавад Раш
ВЕРНУТЬ КУЗНЕЦОВА!
УВЕРЕН, ЧТО НА СЛЕДУЮЩИЙ ГОД мы не отметим всенародно трехсотлетие русской бесстрашной морской пехоты. Зародилась она в Азовских походах Петра, куда государь брал с собой знамя Ивана Грозного из казанского похода. Помазанник Петр не вел войн несвященных. Преображенцы и семеновцы крещены в боях как первые полки нашей морской пехоты. Именно в этом вся самобытность русского исторического пути народа-моряка. В память о морской доблести преображенцев в полку до 1917 года сохранялась "морская рота". После Гангута и Корфу, где в бой водил морскую пехоту святой адмирал Ушаков, морская пехота как род войск воссоздана в 1941 году. Возродителем лучшей в мире морской пехоты станет адмирал Кузнецов Николай Герасимович, чье столетие со дня рождения мы сегодня отмечаем.
Почему мы не замечаем святые даты: Петербурга, "Варяга", Адмиралтейства, Кронштадта, как преступно промолчали 200-летие национального учителя Суворова в 2000 году? Такую немоту в смутное время святые отцы называли "безумным молчанием". Что с нами происходит? В этой забывчивости есть что-то от очередного осквернения могил отцов, только комбедовское саморазрушение и беспамятство теперь сменилось алчно-либеральным хрюканьем в ворованных коттеджах и иномарках.
Трехсотлетие русского флота, прославление подвига крейсера "Варяг" и чествование адмирала Ушакова, как и юбилей адмирала Кузнецова, во всей громадной стране взвалило на себя только общественное движение поддержки флота с их боевым кличем: "Вместе за Россию и Флот!"
Все упомянутые даты, убитые государственным и церковным умолчанием, имеют отношение к Флоту. Суворов, мы помним сдал экзамен на мичмана, был учеником Петра, знал его устав воинский с детства наизусть и в характере генералиссимуса преобладала флотская неудержимость. Господство морской темы во всех сферах жизни и искусства с античных времен было абсолютным показателем расцвета общества. Ворующее и гниющее общество прежде всего отворачивается от флота, требующего организованности, дисциплины, честности и наступательности. Не случайно Собчак, защитивший диссертацию о бытовом обслуживании в Узбекистане на основах марксизма, придя к власти в Питере, первым делом озаботился превратить грозный Кронштадт в туристский шоу-базар.
Флот требует людей верных и отважных, а мы переродились в рыночно-сухопутных либеральных тараканов, став, по слову святых отцов, "яко прузи, крыльце имея малое, а чревище великое".
Каждая значительная дата в родной истории — это не только призыв к духовной мобилизации общества, но и вызов живущим, для проверки его на способность к мужественному и сыновнему осмыслению своего места в череде поколений и выработке стратегии безопасности. Если мы намерены лидировать в мире на новом историческом поприще, как завещали нам отцы, мы обязаны вернуть Кузнецова не только в имени одинокого заполярного авианосца, но ввести его в самую гущу нашей сегодняшней жизни, как живого учителя и пример служения России; Кузнецов нужен нам как личность, как подвижник и эталон отваги и честности; верности и достоинства, пытливости и великодушия, как пример беззаветной верности Флоту. О Нахимове сказали когда-то: "сердцем чист и море любит". Чистота и верность Кузнецова нужны нам сегодня, как воздух. В атмосфере воровства и лжи мы задыхаемся, и спасти нас может только кузнецовская чистота, непреклонность и верность Флоту, без которого нет России. Мы даже через шестьдесят лет после окончания войны не сумели вырасти до осмысления пережитого потрясения и осознать политически ушедшее столетие. Инфантилизм пожилых мужчин во властных структурах сегодня поразителен. Они и сейчас не способны понять, что после смерти Сталина только два человека в стране достойны были стать у штурвала государственного корабля — это нарком флота, адмирал Николай Кузнецов и полководец, маршал Георгий Жуков. Оба Герои Советского Союза военной поры, оба привыкшие повелевать и оба в расцвете сил. На Параде Победы 24 июня 1945 года Жукову — пятьдесят лет, Кузнецову — сорок.
Наши союзники-американцы оказались политически более зрелыми. Они понимали, что после войны, когда лучшая часть мужчин носила военную форму, по рифам переходного времени корабль должен повести только военный человек, которого нация видела на передовых. У них был выбор не между штатским и военным, а между двумя прославленными генералами: Эйзенхауэром и Маккартуром. Последний — "небожитель" и потомок рыцарей круглого стола короля Артура, казался политической элите слишком крут и патриотичен. К власти протолкнули Эйзенхауэра. Францию возглавил генерал Де Голль, чьи предки участвовали еще в крестовых походах. Даже пиджак говорливого Черчилля стал невыносим британцам, и они, избавившись от Гитлера, не имея достойного военного, сменили его на другой пиджак.
У нас наиболее подготовленным для поста главы государства был курировавший силовиков Жданов. Но он не пережил Сталина. Молотов свыкся с ролью вечно второго. Да к тому же он морально был как бы запятнан. Ведь Молотов был вторым, когда его жена подвергалась лагерному "шмону" и пребывала на нарах. С такой "первой леди" нельзя было идти во власть. Бывший сапожник Каганович с четырехклассным образованием и навыками репрессивного командования не подходил. Маленков был фактически первым лицом, но он, как и Булганин с Хрущевым, были пережеваны "воронковой" эпохой и вечной дрожью в коленках перед Хозяином. Берию убрал на политбюро лично Жуков, властным: "Берия, ты арестован".
Жуков был наилучшей фигурой как министр обороны. Роли главы государства более соответствовал нарком Кузнецов, в силу морского геополитического кругозора и особой человечности и такта в сочетании с волей. Само управление флотами включает все почти государственные структуры и промышленность. Сталин лучше всех в стране понимал роль Жукова и Кузнецова. После войны он отдалил их от Москвы и интриг аппаратных клик, но в последний год вновь приблизил и того и другого. Презирая свое окружение, он хорошо знал цену и адмиралу, и маршалу, которых сам и выдвинул на первые роли. Кроме того, Сталин внимательно следил за выдвижением в политические лидеры генералов Де Голля и Эйзенхауэра. Мы знаем: страстные создатели коллекций произведений искусства даже родным детям порой не оставляют свои собрания. Они завещают их музеям, чтобы сохранить. Сталин был действительно Хозяин, и созданное им по винтику государство по праву считал своим. Он досконально знал о беспредельной честности Жукова и Кузнецова и доверял только им. Не зря после опалы, Сталин на политбюро сам и сформулировал решение: "Вернуть Кузнецова".
Но сегодня нас особенно интересует жизненный путь моряка Кузнецова и понимание им своей миссии на земле в страшные десятилетия родной земли.
В 1920-М КОНЧИТСЯ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА на фронтах и на кораблях бывшего императорского флота. Белые уйдут в изгнание. В том же 1920-м в Петрограде появится 16-летний рослый коренной помор Николай Кузнецов из села Медведки Котласского уезда с берегов Северной Двины. Прибавив себе два года, он уже два года служит на флоте. Теперь его из Архангельска прислали на мореходные курсы, для поступления в бывший Кадетский корпус Цесаревича Алексея, созданный еще Петром в Москве как Навигацкая школа в 1701 году. Николая Кузнецова поселили в казармах Гвардейского экипажа, куда был зачислен Цесаревич Алексей в день своего рождения. Шефром Гвардейского экипажа станет Императрица Александра Федоровна, чтобы и здесь не расставаться с сыном. Цесаревич Алексей был одногодком Николая Кузнецова. Крестил наследника русского престола земляк Кузнецова всероссийский батюшка и заступник отец Иван Сергиев (Кронштадский). За полувековое служение на острове Котлин да в храме апостола Андрея Первозванного, покровителя моряков, батюшку Иоанна из Поморского края следовало бы навеки числить по морскому ведомству.
Мы привыкли к упоминаниям о Кузнецове, как о выдающемся и молодом наркоме сталинской эпохи, пострадавшем от первых лиц государства за прямодушие и верность Флоту. Но никогда Кузнецов не появился бы в Москве, не стань он лучшим командиром корабля в отечественном флоте. И в этом качестве командира корабля Кузнецов нам не менее интересен, чем на посту Народного комиссара Военно-Морского Флота Советского Союза.
Сегодня Кузнецов особенно интересен флоту и всем вооруженным силам как офицер, как вахтенный начальник, старший помощник и, наконец, особенно, как командир корабля. Молва о необыкновенном моряке стала разноситься по Черноморскому флоту с первых дней по прибытии Кузнецова к месту службы после окончании в 1926 году Морского училища. Он сразу обращал на себя внимание: рослый, красивый моряк с врожденной выправкой, непринужденными манерами, хорошим слогом, прямым и твердым взглядом и подкупающей приветливостью.
Будущий адмирал Юрий Пантелеев годом старше Кузнецова по выпуску, увидев его в 1926 году впервые в Николаеве среди выпускников, невольно про себя отметил: "Прямо гвардеец какой-то". Тот же Пантелеев заметил, что обучая краснофлотцев гребле и хождению под парусом, шлюпка Кузнецова всегда обгоняла шлюпки других рот, как под веслами, так и под парусом. Среди командиров в кают-компании сразу заговорили о Кузнецове, как о высокоодаренном моряке, который любит морское дело, море и корабль и поражает знанием истории флота.
В 1928 году крейсеру "Червона Украина" совместно с тремя миноносцами было поручено встретить и эскортировать яхту "Измир" Падишаха Афганистана Аманулла-хана после его визита в Турцию. Накануне выхода из Константинополя, в кочегарке "Червона Украина" ночью рядом с погребом с боеприпасами возник пожар. Ни старпома, ни командира на крейсере не было. С большинством командиров они были приглашены к ужину на яхту "Измир". За старпома на крейсере был оставлен старший вахтенный начальник Николай Кузнецов. Смелость, рассудительность и хладнокровие Кузнецова спасли крейсер от взрыва. С боцманской командой Кузнецов быстро накрыл чехлом трубу и остановил доступ воздуха к месту возгорания. Включил систему орошения артиллерийского погреба водой. Ввел в работу второй котел. Команда под началом Кузнецова действовала решительно и собранно.
Взрыв красного крейсера в чужом порту стал бы болезненным ударом по престижу Москвы. В Кремле сразу оценили, кому они обязаны спасением крейсера, охранявшего яхту монарха. На следующий год во время учений в районе Одессы нарком Ворошилов и военные руководители в его свите с особенным вниманием следили за действиями именно Кузнецова. Тогда он, умело и решительно командуя, спустил на воду баркас с вооруженным десантом, при сильном волнении на море. Восхищенный Ворошилов пожал руку Кузнецова. Летом того же 1929 года на борту "Червонной Украины" по пути в Сочи находились Сталин и Орджоникидзе. Острый взгляд Сталина уже тогда выделил распорядительного вахтенного начальника, весь облик которого излучал просветленную победность. Орджоникидзе подолгу беседовал с Кузнецовым о флоте. Молодой командир поразил его недюжинными познаниями в истории русского судостроения.
Вскоре из Москвы пришла телеграмма о зачислении Кузнецова в военно-морскую академию. Три года в академии (1929-1932) оказали сильное влияние на духовный рост Кузнецова и его морское мировоззрение. В аудиториях и на собраниях шли жаркие и непрерывные споры о судьбе флота и его стратегическом развитии.
В составе всех наших флотов не было ни одного крупного корабля, заложенного после 1917 года. Во время праздников нечего было расцвечивать на рейдах. На все четыре флота — три линкора царской постройки, да полдюжины средних крейсеров. Даже у ободранной Версальским сговором Германии линкоров было в два раза больше, чем у нас. Флот кроме одиночных вылазок, по-существу, не выходил за пределы Лужской губы.
Старые и мощные военно-морские базы в Ревеле (Таллин) и Либаве (Лиепая), построенные Россией, были потеряны, как впрочем и сейчас, после отделения прибалтийских республик. В Латвии и Эстонии порты замерли, причалы опустели, механизмы ржавели, а железные дороги из России зарастали травой. Исполинские порты в Ревеле, Виндаве (Вентепилс) и Либаве вместо прибыли тяжким грузом легли на экономику крохотных республик. Польша, по обыкновению, терявшая от фаноберии чувство реальности, то и дело задиравшая соседей, требовала от Латвии уступить ей пустующие порты на том основании, что эти орденские земли в конце средних веков были вассалами польской короны.
Большая часть флота, воссозданного после Цусимы, была или затоплена, или уведена Белыми за рубеж. Но как ни парадоксально, именно в эти годы репрессий, казней и голода, не имея полноценного флота, Россия продолжала переживать подъем морского духа и рвалась на морские просторы, разделяла свежесть высоких флотских устремлений. Слово "моряк", было в чести.
Император Николай II, как и решительный сторонник сильного флота премьер Столыпин, вместе с лучшими офицерами флота, адмиралами Григоровичем, Эссеном, Колчаком были за возрождение державного флота. Но в феврале 1917 года с Керенским пришло время прохвостов, вроде профессора Кладо, который с подачи разрушителей даже возглавил Военно-Морскую академию. К чести флота Кладо хоть и кончил морской корпус, был условным моряком и выпросил себе чин генерал-майора по флоту у Временного правительства. Увертливый Кладо с кабинетным брюшком и пенсне слыл за морского "стратега". В противовес ведущим адмиралам, он проповедовал взращенную в Лондоне идейку о ненужности России океанского флота и крупных морских задач. Достаточно, дескать, ей прибрежного флота, призванного только обеспечивать на подхвате фланги армии. Эта подлейшая из политических провокаций всегда всплывала в России в период смут и набирала сторонников с континентально-ордынскими ущербными мозгами.
Ко времени поступления Кузнецова в академию, ее аудитории давно гудели от схваток между сторонниками океанической судьбы России с сильной экономикой и флотом и их противниками, которых малодушно греет идея "экономного" малого или "москитного флота" из катеров, миноносцев, тральщиков и субмарин, которые будут гордо-опасливо прижиматься к родным берегам и держать против супостата береговой кукиш в кармане. Как можно с "москитным" флотом хотя бы обеспечить фланги пехоте, никто не задумывался. Кузнецов возрастал и закалялся в этих диспутах. Проблема выбора флота для России не только пройдет через всю его жизнь, но станет и причиной трагических столкновений с властью. Кузнецов держался здравого курса, стараясь не заслужить ярлык сторонника англичанина Коламбо и американца Мехэна, двух выдающихся военно-морских мыслителей, оказавших огромное влияние на идею владычества морем, как основы подлинного процветания. Тема места моря в судьбе нации глубока и обширна, и, по сути, равна идее предназначения государства в мире. Вот почему хороший моряк всегда прирожденный государственный муж и геополитик.
За время учебы в Академии Кузнецову удалось за счет отпуска совершить заграничное плавание в Гамбург и Лондон на товарно-пассажирском пароходе "Кооперация". В Кильском канале он вспомнил о Ютландской битве, единственном крупном морском сражении между Англией и Германией. После боя дредноутов "владычица морей" долго и пристыженно молчала, ибо немцы превзошли их в этом бою, хотя британцы сражались мужественно и стойко.
КАК И МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ, КУЗНЕЦОВ ЗАКОНЧИЛ Академию с отличием, получив еще диплом переводчика английского и французского языков. Отличие в учебе давало право выбора корабля и флота. Как и после училища Кузнецов отклонил лестные предложения Балтфлота и вновь выбрал Севастополь и крейсер "Красный Кавказ" на должность — старшего помощника командира корабля.
Вице-адмирал Петров Анатолий Николаевич, тогда флагманский специалист бригады крейсеров, вспоминал: "Увидел нового старпома Кузнецова и просто поразился происшедшим переменам. Разработан абсолютно новый распорядок дня, чего не было прежде. С точностью до минуты соблюдается корабельное расписание. Команда в безупречно чистом рабочем платье. Все, что команде положено — делается в срок: увольнение, обед, баня. Новый старпом был ближе к команде, чем его предшественники, сам хлебнул матросской жизни. Впервые я видел, как новый старпом заставил всех командиров боевых частей, да и нас, флагманских специалистов, разработать методику боевой подготовки. Раньше никакой методики не было. Все, по сути началось с крейсера "Красный Кавказ". В полную меру эту работу Кузнецов развернул, когда стал командиром крейсера "Червона Украина". Потом все вылилось в "курс боевой подготовки" в масштабе флота.
Мы только тогда рожали БУМС (боевой устав морских сил). Его разрабатывала Академия. А курс боевой подготовки на корабле — инициатива и заслуга Кузнецова. Он, помнится, вроде и не работал. Стоим на рейде. Выглянешь — старпом на юте. А всюду все вертится. Это было чудом".
Драгоценное свидетельство сослуживца и специалиста. Николай Кузнецов силой своей личности, верой в дело, которому служил, правдивостью и обаянием увлекал любой экипаж, с которым служил, но что особенно поразительно: своей высокой миссией, он неуловимо преобразовывал это войсковое товарищество, светом подвижничества вливал в него созидающее начало. Кузнецов и сегодня способен творить чудеса в наших частях, на кораблях и в штабах, если его личность и опыт будут верно и благородно осмыслены не только нашими флотскими офицерами, но и командирами всех видов оружия. Такой шаг навстречу флоту уже сделала семья Кузнецовых, издав умную и талантливую книгу под руководством Раисы Васильевны Кузнецовой в 2000 году под названием "Адмирал Кузнецов".
Другой сослуживец Кузнецова — флагманский специалист А.Смирнов вспоминал: "с приходом Кузнецова на крейсер "Красный Кавказ" в нашей бригаде крейсеров вскоре все почувствовали, что работать по-старому уже нельзя и произойдут большие перемены. Не прошло и пяти месяцев, как этот корабль стал примером для всего севастопольского рейда. Что особенно отличало Николая Герасимовича от ряда самых опытных командиров — это глубокое знание организации всех служб корабля, а сам корабль он знал от киля до клотика. Кузнецов очень тесно был связан со всем экипажем корабля — от рядового краснофлотца до старших офицеров. Особой любовью у него пользовались инициативные, энергичные, любящие свою специальность и морское дело люди.
За образцовый порядок и высокую боевую выучку крейсера "Красный Кавказ" первым на Черном море получил право, как награду, носить на трубе Красную звезду. Надо ли говорить, как весь личный состав крейсера гордился этим отличием. В кругу командиров говорили открыто, что это заслуга старпома Кузнецова.
На кораблях Кузнецов строжайше сохранял "сухой закон" — ни грамма спиртного. Вице-адмирал С.Солоухин, старый сослуживец Кузнецова и по Испании, вспоминал, как в 40-х годах приехал Кузнецов с инспекторской проверкой. Солоухин командовал линейным кораблем "Октябрьская революция" ("Гангут" императорского флота). В кают-компании за обедом Солоухин спрашивает: "Николай Герасимович, разрешите вина подать?" "Нет, — смеется, — с вами рюмку выпьешь, начнете по животу хлопать".
Обладая врожденным тактом, безошибочно выдающим аристократизм натуры, Кузнецов с юношеских лет, при всем дружелюбии и прямоте, отвергал фамильярность. Кстати, фамильярность — смертельный враг любого воинского и гражданского сообщества. По разрушительности для организма он сравним только со СПИДом. Сегодня враги вооруженных сил глуповато насмехаясь над армией по телевидению и в печати пытаются фамильярностью заразить армию и разрушить образ воинства в сознании народа. Одни фамильярно ерничают, другие лживо всхлипывают о миллионах павших (с каждым годом преувеличивая жертвы) и сочувствуют "со слезами на глазах", третьи фамильярно лезут в душу со слезливо-бабьими причитаниями о забытом полке. Вот почему нам сегодня всюду нужен кузнецовский дух служения.
Жил старпом Кузнецов на верхней палубе у грот-мачты. Его дверь выходила на площадку для самолета, с которой все было видно и слышно. Любая команда вахтенного командира была под контролем старпома, ни одно событие на корабле не проходило мимо его внимания. Всем бросалось в глаза, что краснофлотцы крейсера "Красный Кавказ" одеты чище и опрятнее всех. Бляхи, пуговицы, обувь не могли не обратить на себя внимание всякого, кто знает толк в морской службе. Еще знали, что если на рейде появилась лучшая шлюпка: по белизне паруса, по окраске, по слаженной работе команды — это с крейсера "Красный Кавказ". Так передавали все, кто служил тогда в Севастополе.
Однажды флагманский инженер-механик Николай Прохватилов зашел в каюту старпома и был, как громом, поражен увиденным: старпом сидел и читал книжку на немецком языке. Надо помнить об атмосфере и пролетарски-аскетическом уклад 30-х годов. Добро бы Кузнецов был из царских офицеров-дворян, еще встречавшихся на флоте, а тут свой в доску, крестьянский сын, брат по классу, как ни в чем не бывало читает немецкую книгу. Прохватилов вспоминал: "Это меня так поразило, что я невольно заинтересовался, когда ему удалось выучить немецкий язык, да так основательно, что я не видел поблизости немецкого словаря". Оказалось, языком он овладел в Академии. Там успел получить диплом переводчика с немецкого и французского. На вынужденной пенсии Николай Герасимович переводил для издательства с английского книги по морской тематике.
Сам Кузнецов писал о службе старшего помощника командира корабля: "С годами сложилось мнение, что старпом — первый страж порядка на корабле и самый главный организатор. Поэтому на корабле его больше всех побаиваются. Другой офицер может и пройти мимо легкого нарушения, а старпом обязан его заметить. Днем и ночью он держит в своих руках нити многогранной и беспрерывной корабельной жизни. Поэтому старпому реже других офицеров удается увольняться на берег.
Кузнецов командовал крейсером "Червона Украина" с ноября 1933 года по 15 августа 1936 года. Но даже этот трехлетний срок, а со службой старпома и того больше, дает нам основание считать его лучшим командиром корабля за всю трехсотлетнюю историю российского флота.
Кузнецов начал учебу в училище Петрограда под грохот восстания моряков Кронштадта, повального голода, погрома церквей и репрессий. Он стал на мостик "Червоной Украины" в страшный 1933 год, когда по дорогам России тысячами лежали разбухшие от голода трупы детей и их родителей. Когда он в 1939 году станет наркомом в 35 лет, почти все его предшественники на посту руководителей флотов и наркомата ВМФ будут казнены. В этих жутких обстоятельствах особенно светоносен облик моряка Кузнецова, не дрогнувшего и не предавшего, спасавшего сослуживцев и ни разу не склонившего головы перед сильными мира сего даже под угрозой расстрела. Способны ли мы осмыслить явление этой личности? Не был ли он послан с иммунной миссией надежды для всех? Но что особенно поразительно: время Кузнецова с позиций флотских идеалов и боевого морского духа было едва ли не самым морским временем на Руси после Петра Великого. Флот Петра стал как бы последней надеждой нации в кровавом котловане.
ГЕНИАЛЬНОСТЬ КУЗНЕЦОВА КАК ВОЕННОГО МОРЯКА и командира всю жизнь проявлялась в его всегдашней приверженности боевой готовности в любых обстоятельствах. И в этом качестве он — единственный моряк после Петра, оказавший формирующее влияние на все флоты, не сходя с командирского мостика крейсера и даже в должности старпома. Такого не удавалось ни одному морскому офицеру, тем более — в тридцать лет.
Кузнецов командиром крейсера "Червона Украина" разработал наставление "Боевая готовность одиночного корабля", будто изложил собственный духовный строй и судьбу. Эта программа была внедрена на всех флотах. Им же разработан метод "экстренного прогревания турбин", позволивший готовить турбины вместо четырех часов за 15-20 минут, что в пятнадцать раз ускоряло готовность корабля к бою. Такие замыслы удаются человеку, который и сам всем существом боеготов как в личном плане, так и в мировоззренческом. Готовность к отпору он носил в крови при ясности облика, как у Победоносца с копьем. Строгость и ревностное отношение к службе при верности воинскому братству были стержнем личности этого небывалого моряка.
Кузнецов отрабатывал стрельбы из орудий большого калибра на самых высоких скоростях хода. С крейсера "Червона Украина" началось на флотах движение известное как "борьба за первый залп". Это артиллерийское понятие Кузнецов превратил в символ высшей боеготовности, придав ей во время войны и стратегические черты.
Газета "Красный флот" писала, что "на флотах заговорили о методах организации боевой подготовки по системе Кузнецова, только сам командир утверждал, что он ничего нового не создал".
На вечере, посвященном памяти адмирала Кузнецова в Центральном Доме литераторов в январе 1977 года, выпускник морского училища 1936 года Толстолуцкий вспоминал, что, прибыв в Севастополь "мы имели возможность видеть очень интересного человека — командира крейсера "Червона Украина". Молодой, стройный, с особой стрункой командира, он был высокого уровня моряк и славился на Черном море своей требовательностью и принципиальностью. Мы уже знали, что его крейсер завоевал первое место на флоте по всем видам боевой подготовки. Командир же Кузнецов награжден орденом Красной Звезды".
Все на флоте знали, что командир корабля "Червона Украина" Кузнецов сделал для личного состава много того, чего не было ни на одном корабле Черноморского флота. Для командиров Николай Герасимович организовал по утрам горячие завтраки вместо одного чая с пятьюдесятью граммами масла. На крейсере появились парикмахер и хороший портной.
Корабль Кузнецова был опрятнее и организованнее других, а главное — ходил быстрее всех и стрелял без промаха. Кузнецов был создан Богом для владения морем. Адмиралтейство означает "владычество морем". Петр I всех своих сподвижников, и бойцов, и корабелов, и, прежде всего, преображенцев и семеновцев первые тридцать лет царствования, выполнявших роль и корабелов, и моряков, и администраторов, и отборную морскую пехоту, всех их, удерживающий исапостол-царь называл "адмиралтейцами", вкладывая в это слово разгадку своего царствования и русской судьбы. Первым русским адмиралтейцем после самого Петра можно считать преподобного Митрофания Воронежского, ревностно помогавшего Петру в создании флота. До 1917 года св. Митрофанию в Петербурге были посвящены храмы и шесть престолов. Сейчас ни одного. Отец Отечества отправил на каждый корабль по иеромонаху. Исапостол—Царь желал, чтобы русская православная церковь возглавила народ как церковь "адмиралтейская", по примеру Спаса на Водах. Только став адмиралтейской, церковь сумела бы совладать и с морем житейским.
Кузнецов бессознательно впитал в себя дух и метод Великого Петра-адмиралтейца. Жизнь Кузнецова — просветленная, правдивая и жертвенная — чистый пример религиозно-православного подвижничества вне церкви.
Кузнецов и был послан дабы связать все времена и просветиться в жесточайшее время. Он не был в трех кругосветках, как Лазарев, Коцебу и другие; не ходил в первые кругосветки, как Крузенштерн и Лисянский; не сражался при Наварине и на севастопольских редутах, как Нахимов, Корнилов и Истомин; не плавал во льдах, как Белинсгаузен, Сарычев, Чириков, Врангель и Литке; не водил, как святой адмирал Ушаков русские эскадры от победы к победе; не получал боевого святого Георгия "за осьмнадцать морских компаний", как великий рязанец Василий Головнин, чьими записками зачитывалась Россия; но даже в сравнении с этими безукоризненными моряками и командирами и в сопоставлении с лучшими командирами английского и германского флотов, помор Николай Кузнецов превосходит всех талантом морского командира-наставника, флотоводческим кругозором, мужеством и исключительностью судьбы.
Наши адмиралы — Головнин, Ушаков, Крузенштерн, Лазарев, Нахимов, командовали, опираясь на мощную петровскую традицию и до Крымской войны, командуя исполнительными, православными моряками, для которых офицер порой и бывал крут, но оставался Богом, данным отцом-командиром и барином. Даже моряки порт-артурского поколения, вроде адмиралов Эссена и Колчака, сложились в укладе мощного императорского флота и братства кадет-дворян. Кузнецов служил и дерзал в обстоятельствах, когда хозяин, даже благоволивший к нему, мог сказать: "Что ты, Кузнецов, всё время со мной споришь? Смотри, а то Берия давно тобой интересуется". Заплечный Берия всегда был наготове.
К августу 1936 года судьба готовила Кузнецову новый разворот. Великий кадровик наверху, прежде чем его возвысить, решил проверить в войне за пределами страны. Он должен был проявить способности дипломата и разведчика. Последнее можно назвать высшим качеством мужчины из всех известных достоинств джентльмена. Как говорят англичане: "Разведка настолько грязное дело, что ею могут заниматься только джентльмены".
Кузнецова назначают военно-морским атташе и главным военно-морским советником и руководителем советских моряков-добровольцев в воюющей Испании. За год боевой службы на Пиренеях, Кузнецов удостоен орденов Ленина и Красного Знамени. Редчайшие награды по тем временам.
Испания стала прологом к наркомовской судьбе Кузнецова. 30 декабря 1937 года был создан комиссариат Военно-Морского Флота. Кузнецов в августе 1937 года назначен заместителем командующего Тихоокеанским флотом. Ему 34 года. Вскоре он станет командующим флотом. В 1939 году его потребуют в Москву, чтобы назначить наркомом. Перед каждой поездкой в Москву он мысленно надевает чистую рубаху и готовится к худшему.
В 1936 году командующий Черноморским флотом флагман Кожанов написал о Николае Герасимовиче Кузнецове восторженную статью в "Комсомольской правде" под названием "Капитан I ранга". Не способный сдержать своего восторга перед явлением небывалого моряка с былинным обликом, Кожанов назвал его "самым молодым командиром корабля всех морей мира". Аскетизм эпохи не позволил флагману выразить до конца то, что он желал выразить. Несомненно, флагман хотел назвать Кузнецова не только "самым молодым", но, как теперь мы знаем, самым лучшим командиром всех морей мира.
Скоро ему предстояло проявить себя как самого великого руководителя российского флота после адмирала-преобразователя и вечного "удерживающего" Императора Петра Великого — Отца Отечества.
1.0x