Авторский блог Эрнест Султанов 03:00 9 июня 2004

БИТВА ПРИ САНТА ИНЕС

| | | | |
Эрнест Султанов
БИТВА ПРИ САНТА ИНЕС (Революция в Венесуэле non-stop)
После того как венесуэльской оппозиции не удалось скинуть Уго Чавеса с помощью военно-промышленного заговора 11 апреля 2002 года и нефте-пепсикольного путча зимой 2003, она сделала свою ставку на референдум о доверии президенту. Причем многие как в оппозиции, так и среди ближайших сторонников президента Чавеса, считали, что он "не станет рисковать". В этом случае оппозиция оказывалась в выгодной для нее роли жертвы "диктаторского режима", в свою очередь, "боливарианская революция" должна была остыть в цепких лапках новой "чавистской бюрократии". Вопреки ожиданиям, Чавес пошел на риск, объявив финальную битву добра и зла. Однако борьба в этой битве пойдет не столько против оппозиции, сколько за внутреннее очищение революции: война и бюрократия категорически не имеют ничего общего.
НАЧАЛО НЕДЕЛИ Референдум о доверии Чавесу был ловушкой, задуманной не для того, чтобы его скинуть, а для того, чтобы его дискредитировать и, таким образом, убить, оставив в живых. Как на войне, а здесь политика уже давно перестала быть местом болтовни, флаг над "рейхстагом" здесь оправдывал средства. Людей подкупали, соблазняли, заставляли "под угрозой увольнения" подписываться против президента, только чтобы заполучить нужное количество голосов. За предложение оппозиции подписалось множество существ с того света, например, на одном из избирательных участков расписался президент Венесуэлы, умерший в 50-х годах прошлого века.
В свою очередь, президент Чавес ставил цель: чтобы его сторонники из фронта Айакучо не просто не допустили референдума, но не допустили его с разгромным для оппозиции счетом. Чависты начали проверять оппозиционные скрижали, выискивая в них мертвецов. Затем в их могилы забивали кол, после чего подпись автоматически аннулировалась в Центризбиркоме. Из живых и вроде бы здоровых людей изгонялись злые оппозиционные духи, для чего индейские шаманы читали специальные очистительные заклинания в госучреждениях и офисах госкомпаний.
Однако внутри чавизма есть огромное количество демонов и сил, пытающихся вести революцию по своему маршруту. Поэтому соответствующие силы тормозили поиск живых мертвецов, делали колья из папье-маше, меняли концентрацию очистительных растворов для изгнания злых духов. Эти силы ставили на силовое решение, ставили на то, что Чавес прикажет ЦИКу не допустить референдум любой ценой. И тогда, по их мнению, режим оказывался заложником не идей, а жреческих кадров этой идеи. В рамках специфической игры, которую ведут эти внутренние скрытые в чавистских кабинетах силы, президент становился императором-фараоном, чье тело должно было использоваться для торжественных мероприятий и демонстраций народу по праздникам.
Поэтому ночью в среду все оппозиционные телеканалы вышли в прямой эфир с новостью о том, что в Центризбиркоме находятся сотрудники спецслужб. Обычно у спецслужб здесь не бывает проколов, однако на этот раз кто-то направил руку сонного оператора в правильном направлении и подсунул текст дикторше с оппозиционного канала. Оппозиция сразу же обвинила Чавеса в том, что его люди подделывали списки, собранные в пользу референдума о недоверии президенту. В Центризбирком отправился разбираться генеральный секретарь ОАГ Сезар Гавирия, который после отъезда Джимми Картера остался главным иностранным наблюдателем. Оппозиция объявила о фальсификации и раскрытии чавистского "Уотергейта".
В свою очередь, руководитель ЦИК Хорхе Родригес на пресс-конференции объявил, что спецслужбы приехали по его просьбе, чтобы расследовать "дело живых мертвецов", то есть людей, расписавшихся против президента Чавеса, но не существующих более на белом свете. По его данным, таких людей было обнаружено несколько тысяч. "Они с помощью своих людей во власти нашли мертвые души, внесли их в избирательные списки, а затем сфальсифицировали их удостоверения личности", — так, по мнению Генсека правящей партии "Родина для всех" Рафаэля Ускатеги, оппозиция собрала нужное количество голосов для референдума. Несмотря на то, что большинство лидеров-чавистов, с которыми я говорил, не хотели отдавать ни пяди земли врагу, то есть не хотели референдума, Чавес решил рискнуть. Как всегда в критической ситуации, президент решил сделать неожиданный для всех ход.
ЧЕТВЕРГ После того как по Каракасу прошел слух, что "Чавес пойдет на референдум", центр начал постепенно заполняться людьми из серрос — холмистых районов, в которых селится беднота. Несмотря на то, что станции метро, прилегающие к президентскому дворцу Мирафлорес, были предусмотрительно закрыты, люди по жаре шли в центр. Возможно, жара и усталость повлияли на часть спустившейся молодежи. По методу антиглобалистского "Черного блока" мучачос с закрытыми лицами, группами человек по двадцать, атаковали "враждебные цели". Сначала из-за жары (июнь здесь считается концом лета) они начали охоту на грузовики-холодильники POLAR, перевозящие светлое пиво и прохладительный напиток "Malta" — что-то близкое нашему квасу. Первый такой грузовик они остановили примерно в шести кварталах от резиденции главы государства. Его заставили свернуть с основной дороги, высадили водителя и грузчика и начали разгружать пиво. Как всегда в таких случаях, набежала толпа "халавола" — халявщиков, и за двадцать минут пиво кончилось. Затем в бак кинули зажигалку и, отойдя на двадцать метров, начали под пивко наблюдать за весело полыхающим грузовиком.
Подкрепившись, ребята двинулись дальше. Как раз на углу оказалось здание враждебного телевизионного канала RSTV. Сдуру подъехавшего городского полицейского "тупакамарос" (так для пущей страшности называют себя последователи революционного бунта) ссадили с мотоцикла и заставили пробежать кросс. Для пущей скорости они постреляли ему вслед — правда, не слишком точно. Штурмовать здание они не стали, слишком долго пришлось бы разбирать бронированную систему безопасности. (В Италии, например, во время антиглобалистской герильи в Генуе, на вскрытие банковского филиала уходило от двух часов и более.) К тому же, внутри забаррикадировались охранники, да еще к зданию вяло приближались национальные гвардейцы. Поэтому они лишь забросали вход "коктейлями Молотова".
Другие группы в то же время атаковали городскую мэрию и газету "Националь", славящуюся среди чавистов помойной ненавистью к президенту. В боевых действиях там погибли два городских полицейских, считающихся "солдатами оппозиционной армии". До мэра, которого жители бедняцких районов обвиняют в карательных операциях, чависты не добрались.
Другая группа в трех кварталах ближе к президентскому дворцу поймала другой грузовик с пивом, но когда я пришел на место, его уже наполовину разломали на металлолом. "За большой алюминиевый щит "чамос"-пацанам дадут баксов 6", — объяснял мне взрослый прилично одетый зевака, наблюдавший, как подростки и дети распиливают грузовик. Тут же предприимчивый старикан организовал продажу сувениров — можно было на память отрезать себе кусочек поверженного автомобиля, например, в качестве брелка. Здесь же поодаль продавали пиво из этого самого автомобиля со скидкой в 50%.
Недалеко лежал перевернутый минивэн, на которых здесь развозят прессу. Этот принадлежал оппозиционной газете, что и стоило ему жизни. На боку у поверженного механического зверя из-под копоти виднелась рекламная надпись "Национальный успех". В стороне стояли национальные гвардейцы, из-за зеленого цвета формы и многочисленных налокотников и бронежилетов похожие на известных мультяшных героев — черепашек ниндзя.
К президентскому дворцу ведет как минимум три дороги. Все они за несколько километров были перекрыты: ни автомобили, ни автобусы проехать не могли. Все это превратилось в потоки людей. На помощь президенту шли люди-серрос. В красных майках и рубашках, с портретами Че Гевары, в бейсболках и банданах с надписью "Чавист". Женщины шли с грудными детьми. Шел беззубый старик, который через каждые двадцать метров повторял одну и тужу кричалку: "Кто не любит Чавеса — пусть уе… в Соединенные Штаты". Целые караваны из мопедов и мотоциклов.
Вся эта толпа оккупировала квартал за кварталом перед Мирафлоресом. Многие были здесь во время путча 2002 года, когда президента Чавеса похитили, и на сутки установилось оппозиционное правительство. И в этот раз они пришли, чтобы спасти своего лидера от "ЦРУ, фашистской оппозиции и фальсифицированного референдума".
Когда я пробрался на трибуну, с которой, как ожидалось, он должен выступать, плачущая женщина пыталась что-то объяснить охраннику. Как выяснилось, ей хотелось передать президенту письмо, в котором она просила его "не оставлять их".
Вообще, что-то грустное преобладало в толпе в этот вечер. С трибуны пели нежно-красивые песни про Че Гевару, чилийскую песню "народного единства". Действительно, создавалось ощущение, что вокруг враги, и только здесь, на пятачке, в центре Каракаса, есть еще кусочек света — президент Чавес. Периодически именно с его именем толпа перекрывала пение. Чем темнее становилась, тем громче становился рев толпы. Слово "Чавес" достигло такой силы, что слышен был только звук крика, в котором тонуло священное для толпы имя.
Ведущий в перерывах между песнями скандировал "У-а, Чавес но се ва!" — "У-а, Чавес не уйдет!" — или обращенное к оппозиции "Но больберан!" — "Они не вернутся!" — памятуя о событиях апреля 2002-го.
В отличие от обычных митингов чавистов, этот был с оттенком трагичности. Такое складывалось ощущение, что очередной певец сейчас запоет про бойца из отряда буденновских войск, которого подстрелили в степи. Женщины плакали, заводные креольские мотивы почти не звучали. Обычно на таких "марчах" выступают ведущие чависты. А в этот вечер никто с трибуны не выступал. Звучали песни и подогревательные кричалки: — "Родина не продается — родина защищается!", "Единый народ никто не сокрушит!".
Правда, когда ведущий в очередной раз начал перечислять партии чавистской коалиции и провозглашать единство рядов, из первых шеренг манифестации послышалось: "Айакучо фуэра!" — "Айакучо вон!". Речь шла о чавистском Фронте, который, по мнению пришедших загодя и укрепившихся у самой трибуны тупакамаровцев, был виновен в допущении референдума. Эти ребята с черно-красными флагами и платками, прикрывающими лица, требовали более резкой, жестокой и кровавой революции. По-своему они ненавидели не только оппозицию, но и своих же, потому что считали их слишком мягкотелыми.
В это самое время трибуну, с которой должен был выступать "лидер революции", начали зачищать. Я стоял до конца. Показывал удостоверения. После того как это перестало помогать, начал перечислять всех чавистских лидеров, включая самого Чавеса, чтобы только меня оставили в покое. Обычно охранников-пацанов в пляжных майках (у одного даже была надпись "Ну что, потрах..?") хватало на пять минут. После этого они вновь начинали наседать с требованием, чтобы я выметался. Я начал орать и ругаться, пытаясь потянуть время, пока он наконец не появится. Однако ситуация становилась критической, поскольку рядом со мной было уже по меньшей мере человек восемь в майках.
Я попытался прибегнуть к последней хитрости, и дал почитать, как мне казалось, главному парню с рацией первую полосу оппозиционной “Универсаль”, из которой следовало, что какой-то международный союз прессы выразил протест по поводу ущемления свободы слова в Венесуэле: "И вы хотите, чтобы в России узнали, как плохо вы относитесь к журналистам? Можете меня побить, но я не сдвинусь с места". Эта фраза, как пулеметная очередь, остановила их минут на пять. Несколько маек, оставив меня под наблюдением желтой и микимаусной майки, отошли посовещаться, что же со мной делать.
Только я поверил, что победил, как они вернулись и применили ко мне неожиданную военную тактику. Пять человек, не давая мне уйти в сторону, начали одновременно двигаться по направлению ко мне. Так меня в конечном счете и сдвинули со сцены.
С тупакамаровцами, которых, как "провокаторов", собирались изгнать, было гораздо сложнее. Они-то со всех сторон были окружены людьми. Поэтому добраться до них было практически невозможно — толпа была слишком спрессована.
Это стало одной из причин, почему Чавес так и не вышел к народу. Вместо этого он предпочел выступить в элегантном костюме и галстуке, стоя в одном из своих кабинетов перед камерой. Выступление, соответственно, транслировалось на большой телеэкран для собравшихся перед дворцом людей, а также для всех, кто в этот вечер искал его по каналам телевидения и радио.
"Многие, кто пришли подписаться против меня, оказались мертвецами. То есть они встали из могил, подписались и вернулись обратно", — шутливо рассказал президент о том, как были собраны подписи против него. Однако, разоблачив оппозицию, он одновременно объявил, что идет на референдум по собственной воле. И, по его мнению, оппозиция, которая "с помощью мертвецов" смогла собрать 20% подписей избирателей против него, потерпит на референдуме сокрушительное поражение.
Чавес провел курс истории освободительной войны и генерала Саморы (венесуэльского аналога Кутузова), который отступил перед врагом, чтобы потом неожиданно и со всей мочи напасть. В связи с этим Чавес объявил, что точно так же заманил оппозицию в референдум, чтобы сокрушительно разгромить. Свою военную кампанию он назвал "Сантандес", в честь операции, проведенной генералом Саморой. По его словам, это и будет финальная битва между добром и злом, в которой добро обязательно победит.
Об этом Чавес поклялся на шпаге Симона Боливара, обещав бороться с оппозицией с помощью своего большого сердца (благо цены на нефть это позволяют) и этой шпаги.
— У меня нет сомнений: игра только начинается. Оппозиции не стоит праздновать победу. Мы победим. Уго принадлежит вам, — закончил президент, обращаясь к телекамере.
СУББОТА В четверг Центризбирком Венесуэлы объявил, что оппозиция собрала достаточное количество подписей для проведения референдума о доверии президенту Чавесу. В ответ на это группы чавистских радикалов атаковали грузовики с пивом, офисы оппозиционной прессы и городскую мэрию. В свою очередь, оппозиция провела собственную праздничную мобилизацию в субботу.
На субботний митинг оппозиции можно свободно приходить после обеда. Буржуазия, а оппозиция в основном относится к среднему и верхнему слою населения, в выходные любит выспаться, спокойно позавтракать, а потом, если не пропадет настроение, перед обедом пойти помитинговать.
Мой приятель Эдуардо решил поехать, если поедет друг-доктор, у которого есть собственный джип. На мое удивление, доктор заехал, и уже ближе к полудню мы двинулись в сторону центра — манифестовать. Помимо доктора, с нами были две женщины. Одна, какой-то профессор, ругалась каждый раз при упоминании имени президента. Ее племянница не любила Чавеса за компанию с доктором, в клинике которого хотела работать. Здесь вообще это принято: любить, голосовать, подписываться, чтобы быть на хорошем счету. Например, у Эдуардо, в гостинице которого я живу, часть ресепционисток тоже подписалась против Чавеса, чтобы "угодить начальнику". Здесь даже есть соответствующие термины по этому поводу: эсквалидос, халаволас.
Наша поездка чем-то напоминала фильм про болельщиков итальянской футбольной команды "Рома", которые отправились болеть в Милан. Когда мы видели активистов оппозиционного "Демократического действия" в белых майках и с венесульскими флагами, мои спутники тоже начинали махать флагами и бибикать. Всю остальную часть дороги доктор не рисковал бибикать, остерегаясь, что чависты закидают дорогую тачку камнями.
Весь путь Эдуардо и его приятели объясняли мне свою хроническую нелюбовь к Чавесу. То есть, если Чавес объявляет какую-нибудь социальную программу, — это только ради того, чтобы украсть деньги или настроить людей друг против друга, "класс против класса".
Ненависть к Чавесу справедливо имеет классовый характер: он начал перераспределять госпирог в пользу нищего большинства. И если раньше средние слои населения не замечали окружающие их районы бедноты, барриос и серрос, то теперь они вынуждены чувствовать присутствие накопившихся за десятилетия нищеты и голода. Чавес стал элементом страшной сказки про "машину времени" Уэллса, когда пролетариат по ночам поедает жителей земного рая. С Чавесом бедняки ощутили себя полновластными хозяевами улиц и власти, чего средний класс ему, конечно же, не простил.
При этом средний класс слишком мягок, вял и буржуазен, чтобы воевать по-настоящему. В 12 часов авенида, на которой должна митинговать оппозиция, еще пуста. Стоят мегаполисные полицейские, которые призваны оберегать этих "детей цветов" в случае атаки страшных чавистов. Сидят, вяло беседуют по сотовым журналисты и телевизионщики, которые ненавидят Чавеса по должности: здесь практически вся пресса принадлежит оппозиции.
Стоят "буонерос" — уличные торговцы, которым, по большому счету, все равно, чьи митинги обслуживать. Сегодня он работает на оппозиционном митинге, завтра — на чавистском. Буонерос продают все, что может понадобиться человеку в течение нескольких часов политического карнавала. Можно прикупить бейсболку с надписью "Я чавист!" — или "Не забудем!", если ты античавист. Есть соответствующие майки, банданы, флаги. Проголодался — пожалуйста: все от закусок до хот-догов, соков, мороженого, мандаринов, некоего подобия шашлыков.
Эдуардо пьет пиво, размахивает флагом и пытается обратить меня в оппозиционную веру. "150 человек убивают на улицах каждый день — все чависты виноваты. Национальная гвардия ударила девушку об асфальт только за то, что она думает по-другому". Вообще оппозиция здесь обвиняет Чавеса во всех преступлениях против Человечества, включая Холокост и прорыв линии Мажино солдатами фюрера. Что же касается девушки, вошедшей в историю из-за асфальта, то она сделала блестящую карьеру в рядах оппозиции (вплоть до поста министра в "будущем" правительстве) благодаря тому, что ее правильно засняли. Девушка подошла к солдатам и начала их толкать. Национальные гвардейцы (наши ВВ) не слишком отличаются образованностью и культурностью от своих коллег в мире: как только она начала толкать одного, он, в свою очередь, ее отшвырнул. Конечно, он поступил неправильно, но ведь штука в том, что режиссер, который все это спродюсировал, знал, как он среагирует.
Эдуардо соглашается со многими вещами, но затем, когда оказывается со своими друзьями, начинает повторять заново свои доводы. Такое вот чувство классового сознания и солидарности.
После полудня подтягиваются партийные колонны из различных районов города, и авенида постепенно заполняется. Ведущий на платформе начинает вызывать партийных ораторов, которых в двадцати метрах уже не слышно. Да это, по большому счету, и не важно, потому что все говорят одно и то же: мы победили, референдуму быть, свергнем диктатуру.
Толпа, предоставленная сама себе, превращается в занятый своими делами муравейник. Старорежимная бабулька в шапке с американским орлом, пакетом Levi's и американским флагом дефилирует перед камерами, которые с удовольствием ее снимают. Молодежь весело щебечет и знакомится. Дело в том, что на оппозиционных митингах очень много красивых девушек (здесь даже можно встретить известных моделей), так что чамос-пацаны с удовольствием посещают эту халявную дискотеку. Кто-то даже переделал слоган "Мне не заплатили, я пришел потому, что захотел!" на "Мне не заплатили, я пришел ради хорошенькой задницы!" ("А mi no me pagaron, yo vine por el culo!").
Другие от нечего делать выискивают чавистов. Например, в той части, где я находился, вдруг поднялся шум. Кто-то начал выталкивать какого-то человека в черной, не первой свежести, робе. Несколько мужчин сразу же бросилось на него с кулаками. Когда же я спросил, в чем его вина, Эдуардо ответил, что это разоблаченный чавист, "создающий проблемы". Мне, правда, показалось, что парень был обыкновенным нищим, а поскольку людям решительно было скучно, его и решили немного побить.
Единственное, что удерживает большинство присутствующих посреди этой скуки, — это партийная принадлежность. Простые оппозиционеры, профессионально не привыкшие ничего не делать, уже через пару часов скисают и потихоньку слынивают. Тем более сейчас в Венесуэле самая отвратительная погода: жара сменяется холодным дождем, который несет после себя еще больший зной. Что же касается людей в майках партийных цветов — то им гораздо сложнее. С одной стороны, неудобно демонстрировать перед другими майками свою слабость. С другой стороны, партийные кнуты внимательно приглядывают, чтобы они не слиняли. Поэтому майки стоят дольше всех. Среди маек самые сильные — это белые ("Демократическое действие"). Они считают себя главными в оппозиции и, соответственно, претендующими на большинство постов в "будущем" постчавистском правительстве. Разумеется, это не нравится другим майкам: желтым, зеленым, красноватым. Между собой они строят заговоры, создают мини-коалиции несуществующих организаций.
Поэтому, чем больше слышишь здесь о единстве, тем меньше его на самом деле. Междоусобица нельзя сказать, чтобы началась, — она и не заканчивалась. Многие считают, что с такой оппозицией Чавес будет править не до 2021 года, а до 2050-го.
Самыми непримиримыми здесь считаются "BR". Свой слоган они переводят как красный флаг, хотя другие считают, что это красные бригады. Они обвиняют Чавеса в неолиберализме и отказе от революционного пути развития и поэтому находятся в авангарде борьбы с "антинародным режимом". Красные бригады участвуют во всех столкновениях с чавистами, устраивают баррикады; обвиняют их и в терактах.
Когда же я спросил у руководителя партии, как они могут быть за оппозицию, которая поддерживается из Соединенных Штатов, он мне сказал: "а вот Советский Союз грабил другие страны: Кубу, Анголу". Это меня, конечно, разозлило маразмом логики и несправделивостью — мы потратили кучу денег на этих нищих, но сегодня от Кубы, например, ничего, кроме оскорблений в предательстве, не получаем. На что он мне опять возразил: "Вот-вот, в этом-то вы и виноваты: вы свернули эти страны с революционного пути развития". Немного подумав, я понял, что этим ребятам просто нравилось дурачиться и быть в перманентной оппозиции по принципу "если это белое — говори черное".
Когда я договорил с "перманентным революционером", Эдуардо уже устал размахивать флагом, а его приятель-доктор предложил пообедать. Все сразу же забыли о митинге и начали обсуждать, куда же отправиться по случаю победы демократии.
Никто уже не обращал никакого внимания на ораторов. Молодые парочки уже вовсю обнимались. Скучавшие цветастые майки обсуждали предстоящий матч Перу — Венесуэла, а Эдуардо рассказывал, как он с удовольствием поест суши с холодным пивком.
Через час, когда мы спешили, чтобы успеть на матч, на том месте, где был митинг, оставалось только много мусора. И только старуха, которая, видимо, никуда не спешила, одиноко размахивала американским флагом.
ВОСКРЕСЕНЬЕ Со всей страны в воскресный Каракас стекались отряды сторонников президента Чавеса. Тремя колоннами они с разных концов одновременно начали свой марш, чтобы ритуально взять город. В самом сердце мегаполиса, там, где высятся вышки "Хилтон — тауэрс", президент Чавес устроил смотр своим войскам и провозгласил начало битвы Санта Инес. В этой битве президент Чавес в третий (после путча и нефтяной забастовки) и последний раз готовится вызвать на бой силы оппозиции.
"Это даже хорошо, что оппозиция потеряла бдительность и уже празднует свою победу. Ведь, как учил товарищ Сунь Цзы, если ты сильный, то лучше, чтобы враг считал обратное", — рассказывал мне один из чавистских лидеров Рафаэль Ускатеги. Часов в восемь утра мы вместе ездили осматривать партийные посты в различных частях города.
Проверив посты и отдав указания, мы двинулись к Парку Кристалл, в сторону богатых районов Чакао-Чакаито. Именно там, в месте традиционного влияния оппозиции, начиналась наша часть марша. Рафаэль, напоминающий смешного аборигена из "Звездных войн", двигался впереди колонны, я же поднялся на агитационный грузовик, с которого легче было обозревать поле боя.
По мере движения колонна обрастала все большим количеством людей, группами или поодиночке вливавшихся в марш. Красный цвет рубашек и маек, контрастирующий с буржуазным цветом нормальной жизни. Проезжающие мимо вереницы мотоциклистов с флагами. Парни с закрытыми лицами, по ходу движения раскрашивающие враждебные улицы "нашими лозунгами": "Мы встретимся в Санта Инессе!", "Либо Буши, либо Чавес!", "Родина не продается, родина защищается!".
Многие из этого красного моря приехали сюда на автобусах из провинции. Некоторые проехали по шестнадцать часов, чтобы увидеть своего лидера, несмотря на скверную погоду.
Погода лишь укрепляет волю красной реки, готовой влиться в свое море. Волны поют про "Команданте нации", про "договор любви и верности" между ними, поют про то, что не любить Чавеса — это "все равно, что не любить свою маму".
Из окружающих окон либо смотрят нахмуренные античависты, растерянные таким большим количеством людей, собравшихся в поддержку своего лидера, либо размахивают флагами и начинают радостно нас приветствовать.
Наконец, через восемь часов напряжения и марша они услышали своего лидера. Чавес говорил о предстоящей битве, о том, что не сомневается в ее конечном исходе. Он напоминал о тех бурях и разочарованиях, которые еще ожидают его народ впереди. О потерянных душах, о тех, кто не выдержит этого напряжения. Так стоит ли ради этого вновь затевать бурю, чтобы лишь почувствовать дыхание Иуды рядом со своим горлом? Чтобы вновь увидеть предательство женщин, друзей, тех, кто идёт рядом, тех, на кого обычно больше всего рассчитываешь? "Стоит!" — ответил президент, потому что в этой смертельной схватке, какой бы опасной она ни была, и живет по-настоящему революционная религия. Все остальное — муляж, тоска и надгробие.
Каракас

1.0x