О КОЛОДНИКЕ ФЕОФИЛАКТЕ

27(502)
Date: 01-07-2003
Author: Юрий Надточий
О КОЛОДНИКЕ ФЕОФИЛАКТЕ
Какие только судьбы не оставили свой след в нашем крае! О забытом колоднике-расстриге Феофилакте Мелесе хочу рассказать. Если чего он и хотел в своей горемычной жизни, так разве что свободного полета. Находясь при мысли, что если от несвободы невозможно уйти, значит, надо улететь или хотя бы попробовать.
В 1762 году Тобольский митрополит Павел сообщал в Святейший Синод об уже упомянутом Мелесе, что он "при лености не ходил в церковь, а если по принуждению и бывал, то стоял как бездушный идол, и окаянный, не являя сокрушение совести своей о содеянных своих злых и лютейших диавола делах, для чего диавол и приступил к нему праздному, как к своему рабу, и показал ему безумный способ к летанию..."
Документ зафиксирован в документах архива Тобольской консистории за 1765-1773 годы, повторен вместе с изложением "дела" в "Тобольских епархиальных ведомостях" в 1885 году. Из "дела" вырисовывается биография.
Настоящее имя Феофилакта было Федор, происхождением из мещан, родом из малороссийского переяславского полка, местечка Золотоноши. В 1749 году Федор Мелес по добровольному желанию пострижен был в иноческий чин, с принятием имени Феофилакт, по прошествии двух лет указом церковных властей переводится для учения в Москву, в Заиконоспасский училищный монастырь. Через год принимает сан иеромонаха и посылается для священнослужения в немецкий город Киль, в православную духовную миссию при королевском голштинском дворе. Где "через три года сам с себя низложил монашеский чин и резоны на то представил". После чего "взят был и представлен" Святейшему Синоду, который в 1757 году и препроводил его в Сибирскую губернию при таком указе "Отправленного Синодом в 1752 году иеромонаха Феофилакта для божественного служения священником православной церкви в город Киль за учиненные весьма непристойные и неприлично священно-монашескому чину проступки и предерзости... лишить сана и переименовать в мирское звание (Федор), послать скованного... в Успенский Долматов монастырь для неисходного и крепчайшего в монастырских черных работах содержания и держать под крепчайшим присмотром и караулом..."
В этом месте своего заключения Мелес "обнаружил неповиновение, отказавшись от монастырских трудов", а "на словах стал устрашать поназыванием важных случаев", то есть запугивал монастырскую братию страшным "словом и делом". Вследствие чего по указу императрицы Елизаветы Петровны его, "яко неспокойнаго", велено было перевести в северный Кондинский Свято-Троицкий монастырь. Но из-за сильного разлива воды Мелес был оставлен на содержании в Тобольском архиерейском доме.
От выпавших на его долю бед злополучный расстрига решил избавиться тем, что, "сидя в палатке", объявил приставленному к нему служителю, что он, Мелес, отныне "в содержании христианской веры быть более не хочет, а от сего времени будет содержать татарску веру Мохамедову, чтобы не быть ему послушным св. Правительствующему Синоду и чтобы Синод его не ведал также, как не ведает, по содержанию веры, татар..." О своем отречении от веры Мелес лично, и не один раз, подтвердил Тобольской консистории и обещался дать письменное в том обязательство.
За недостаток "рассуждения" Синод предписал заковать Мелеса в ручные и ножные кандалы после предварительного увещания в консистории и за неимением специального помещения содержать "в поварне".
Спустя несколько дней Мелес объявил, что знает "за тобольскою консисториею подозрение, а за собою имеет слово и дело государево", а потому был немедленно препровожден в Сибирскую (Тобольскую) губернскую канцелярию. Возвратившись из канцелярии, где, естественно, с ним была проведена соответствующая "работа", Мелес подал письменное заявление в консисторию о том, что "искренне желает соединиться с православною греко-восточною церковию и всякие предания содержать во всем до скончания жизни своей нелицемерно", а также принять монашеский чин.
Между тем Сибирская губернская канцелярия, отобрав показания Мелеса, отправила их в Петербургскую тайную розыскных дел канцелярию, из которой последовало решение: "за ложное сказание государева "слова и дела" и за произнесение ругательных слов (против местного начальства, и св. Синода, и Сибирской канцелярии) учинить Мелесу жестокое наказание, бить плетьми".
"Затейства" продолжались. В феврале 1762 года Мелес учинил побег, о котором караульный капрал доносил консистории, что колодник-расстрига Мелес "сбил с себя ножные железа и неведомо куда бежал, а приметами он: росту — великосреднего, собой тончав, волосы на голове и бороде — темно-русые, прямые, глаза темно-карие, лицом сухощав, говорит бутуровато, от роду лет сорока".
При последующем допросе в консистории Мелес выставил такие основания к своему побегу. Зная "за собою, но своим философическим наукам, а не чьему-либо научению, искусство, как может человек, совершенно по подобию птиц, летать по воздуху, куда похощет", Мелес просил некоего аудитора Пушкарева донести сибирскому губернатору Соймонову о том, что он, Мелес, может "и самую подлинность, практикою, показать пред его превосходительством свое искусство", и чтобы Пушкарев не сомневался, видя его заключенным в кандалах.
Аудитор обещал сообщить, но обещания не выполнил. Потерпев неудачу, Мелес начал убеждать одного из служителей архиерейского дома, чтобы тот с его помощью "сделал себе способ к ловитве всякого зверя таким образом: приготовил бы холста ровного до двенадцати аршин, такое же количество деревянных блоков и несколько веревок вараввинных". Служитель было приготовил это, по когда Мелес сообщил ему, что "оный способ не только ловитве зверя, но паче к летанию человека по воздуху служит", отступился от Мелеса и более не имел с ним никакого дела.
Случай с острожным служителем происходил в декабре, а Мелес, выждав более теплых дней, чтобы "самому устроить все вещи, необходимые к летанию", в сыропостную неделю (17 февраля 1762 года) захватил с собою хлебный нож, шесть казенных хлебных мешков и на пропитание две порции хлеба, пробрался ночью среди своей спящей стражи. Перелезши через ограду, спустился к Иртышу, где на островке, в продолжение двух суток, сидя в таловых кустах, занимался устройством себе крыльев из вышеупомянутых мешков, но не стерпев "зимняго мороза", от которого ознобил руки, и, не имея при себе огня, Мелес отправился с острова прямо к губернатору и объявил ему откровенно о своем побеге и всех своих затеях. От губернатора был препровожден в консисторию, где заявил о своем намерении, чрез упомянутые крылья улететь прямо в Малороссию, в переяславский полк, в местечко Золотоноши и в ближайшие места. А затем "явиться в царствующем граде Москве и в прочих великороссийских городах, ибо при способном ветре мог бы прилететь в Малороссию из Тобольска всемерно в один день, а не более". Что же касается "до ночлегу, а особенно до пропитания", то Мелес надеялся встретить себе радушный прием и пропитание у всякого, кому он покажет способ летания, так как доселе никто этого не видал и не слыхал, а он дошел до этого по своей философической науке, и, если показывает ложно, подвергает себя "беспощадному, по силе государственных прав и указов, жесточайшему истязанию в светском гражданском суде”. В светский суд "дело" не передали, по резолюции митрополита Мелес должен был исполнять черные работы, "дабы не мог погибнуть до конца". Через полтора месяца Мелес опять бежал и пешком дошел до Тюмени, откуда его и возвратили обратно. В 1768 году он обратился с письменной просьбой к митрополиту — дать свободу его "бедной и кручинной голове", умоляя отпустить на родину, где "всякая приятность и благодейство". Ответом на прошение и было наконец заключение Мелеса в Свято-Троицкий Кондинский монастырь, находящийся за 800 верст к северу от Тобольска, на пути к Березову.
В июле 1769 года настоятель монастыря игумен Мартиан докладывал секретарю консистории: "Описать не могу, сколько зла творит сосуд диавольский Мелес. Пожалейте! Обороните уж не меня, обитель святую от толикой злобы злодея! Всегдашние печали сокрушили меня, да и содержать его нечем..."
О тобольских священнослужителях можно сказать, что отношение к Феофилакту-Федору Мелесу основывалось на законах и обычаях своего времени. Более того, заменивший митрополита Павла архиепископ Варлаам просил Святейший Синод взять Мелеса из монастыря и отослать и Сибирскую губернскую канцелярию, и на что он окажется способным, на то и употребить, или же отпустить в Малороссию. Также архиепископ входил в Святейший Синод с представлением о том, что "дерзкие поступки" Мелеса происходят вследствие "утеснения его...".
В 1770 году Мелеса отправляют в Тобольск, в 1772 году он находится в Тюменском Свято-Троицком монастыре. "Тобольские епархиальные ведомости" сообщают: "С 1773 года Мелес сходит со сцены. Должно полагать, что Мелес отпущен был на свою родину, в Малороссию, в местечко Золотоноши Полтавской губернии, где "всякая приятность и благодейство".
И все-таки не согласимся с давним утверждением, что пробывший семнадцать лет в монастырском заключении Мелес "сошел со сцены". Своей безнадежной попыткой к невозможному свободному полету он как раз на сибирской исторической "сцене" и остался.
Неспокойный и дерзкий был в поступках Феофилакт-Федор.
Альманах "Первая столица Сибири"