Сообщество «Советская Атлантида» 03:00 24 июня 2003

Возвращение майора Пронина

Издательство "Ad Marginem" начинает новую книжную серию под названием "Атлантида".

Издательство "Ad Marginem" начинает новую книжную серию под названием "Атлантида". Советский литературный трэш, давно забытые, но в свое время безумно популярные произведения, выходившие в 50-60-е годы — о вселенских научных открытиях и приключениях пионеров, об иноземных шпионах и бравых советских сыщиках. О целях и задачах "Атлантиды", о причинах, побудивших начать серию, рассказывают руководители "Ad Marginem" Александр Иванов и Михаил Котомин.
Михаил Котомин. С "Атлантидой" есть целый корпус предпосылок. Первый историко-академический взгляд по исследованию советского прошлого, которое только сейчас к нам возвращается. Доселе советское было предметом иронии, которым серьезно, позитивно нельзя было заниматься. Серия "Атлантида"— восстановление корней советского литературного трэша, который, по нашему мнению, существует до сих пор и до сих пор фундирует все успешные поп-проекты, начиная от Доценко и кончая Марининой. Второй аспект связан с современностью, это не архивное занятие, а занятие по трансплантации неких старых, забытых моделей в современное литературное и социальное пространство. В трэше лучше всего сохраняется голос времени, тут меньше идеологии, привязки к какому-то частному событию, здесь подняты огромные бытовые пласты. Кроме того, литература — это определенная фигура чтения, связанная не столько с самим текстом, сколько с самим принципом существования огромного массива людей на одном пространстве. И эти люди объединялись не только съездами и официальной историей, но какой-то психосоматикой, формами развлечения.

Александр Иванов. Мне кажется, что разговор надо начинать с того, что в обыденном представлении, от которого мы отталкиваемся, советское — это то, что было до девяносто первого года. История — это то, что было и находится сейчас в виде архива, музея, памяти или беспамятства. И вот этот сюжет совершенно не действителен по отношению к серии. Мы по-другому рассматриваем историю. История — это то, что происходит с нами сейчас. Наш президент Путин во время празднования 300-летия Санкт-Петербурга использовал в своем выступлении понятие из американской историографии, сказав, что слово комиссар (речь шла о комиссаре Евросоюза) напоминает ему о тяжелых и трагических днях октябрьского переворота. Октябрьская революция названа переворотом. Что это означает? Происходит переосмысление, переназывание того прошлого, которое происходит с нами сейчас. Потому что прошлое, которое было там, и не происходит с нами сейчас — его как бы нет. Оно существует для историков, для культурологов, для людей науки в виде объекта исследования, но не существует как актуальный эмоциональный фон нашей жизни. Сегодня идет реальная борьба за прошлое.

На самой "Арктании" люди зорко следили за состоянием погоды, предупреждали аэропорты и корабли о предстоящих бурях и туманах, а людей на материках — о мощных обвалах холодных масс воздуха, составляли карты движения льдов. На "Арктании" работали метеорологи, геофизики, магнитологи, географы, океанографы, гидрологи, летчики, механики и люди других специальностей. Это был дружный коллектив советских тружеников науки и техники, продолжателей дела папанинцев, дрейфующих станций Сомова, Трешникова, Толстикова и многих других героев Арктики...

Г. Гребнев. “Тайна подводной скалы”. Фантастическая повесть. 1955.

По нашим предсказаниям, ближайшие пять-десять лет эта борьба будет интенсифицироваться. Каким образом эта серия соотносится с этой борьбой. Мы предполагаем, что эта серия имеет отношение не столько к прошлому в смысле архива, не столько к актуальному состоянию нашего общества, сколько к нашему будущему. "Атлантида " связана с фигурой не памяти, а того, что называют воспоминанием. Воспоминание — то, чего нет у ребенка, это удел зрелого человека. Когда человек взрослеет — у него становится все больше воспоминаний. Воспоминание у нас не за спиной находится, а приходит к нам из будущего. Мы идем навстречу своим воспоминаниям, а они двигаются на нас. И путинская фраза об октябрьском перевороте находится в этой зоне борьбы не только за настоящее, но и за будущее России. По Путину будущее России связано с отказом от советского опыта, от советской части истории и возвратом к досоветскому. Для чего это нужно Путину? Основная проблема России сегодня заключается в том, что отечественный капитал нелегален, у него нет легитимации. Оказалось, что революция 1991 года не стала общенациональным событием. Не стала тем событием, опираясь на которое русский олигархический капитал, русские частные миллиарды могут быть легитимированы. Если у капитала нет легитимации внутри страны, то у него нет легитимации и за ее пределами. История русского капитала насчитывает десять лет. В Европе, в Америке есть такое понятие, как кредитная история: история капитализации, финансового роста человека — заработал первый доллар, вложил в производство, получил прибыль, положил в банк и так далее. Кредитная история Ходорковского или Потанина насчитывает всего десять лет. Понятно, что это не срок. На наших глазах происходило превращение младших научных сотрудников, секретарей комитетов комсомола в миллиардеров. Понятно, что начало любого состояния связано с фигурой преступления. Причем преступления не обязательно юридического или экономического, а преступления в смысле переступания через что-то и некоего качественного скачка, некоей революции. Проблема в том, что у этой революции нет легитимной базы. И Путин, заявляя о том, что советской истории не существует, пытается покрыть русский капитал патиной времени. Как бы у сегодняшнего капитала есть своя история, начинающаяся в восемнадцатом веке, с Демидовых, с первых русских промышленников. Потом в 1917 году эта история прервалась. Наступила некая пустота. Путин, конечно, понимает, что никакой пустоты не было — отсюда все его тактические уступки советским феноменам сознания: красный флаг в армии, гимн на старую музыку. Но стратегически Путин видит выход для русского олигархического капитала в том, чтобы расширить пространство его истории.

Возвращаясь к идее серии. Мы не ностальгируем по поводу советского. Мы занимаемся реактивацией тех начал, которые рождены во многом советской историей и благодаря которым существует такое культурно-социально-политическое образование, как Российское государство. К примеру, День Победы — сегодня единственный общенациональный праздник. Он постоянно воспроизводит свое символическое значение, и за счет этого и существует сейчас Россия. Если 9 мая исчезает как символическое начало, которое каждый год заново воспроизводит нашу русскую, культурную, политическую, экономическую идентичность, — все, Россия осыпается. Существует официальное восприятие праздника, но есть и непосредственное переживание. Пока существуют деды и отцы-фронтовики, пусть не физически, пусть ментально — Россия существует.

"Атлантида" является попыткой движения в будущее через воспроизводство этих символических начал. Они в этой серии представлены как абсолютно массовая, абсолютно популярная советская жанровая литература.

Михаил Котомин. Трэш сегодня становится формой массовой борьбы с американским прессом и на европейскую и на российскую культуру. Наша попытка вернуться к советскому трэшу, попытка найти идентичность, ассимитричный ответ на тарантиновские операции с американским трэшем. Имея историю своей массовой культуры, можно противостоять машинерному, уравнивающему движению.

Александр Иванов. Мы используем понятие трэша крайне нестандартно. Традиционно трэш— это коллажная техника, создающая некую литературную киноформу через использование низовых, массовых жанров. Коллажирование этих низовых жанров и формирует фигуру трэша как некоторой авторской альтернативной культурной формы. Нас не интересует трэш как альтернатива, нас интересует трэш как зона массового сознания и массовой литературы, где формируется начиная еще с девятнадцатого века то, что называется этическим настроением культуры. Этическая форма — то, что наиболее характерно для массовой культуры. Это понимали еще Пушкин с Достоевским. Они были первыми российскими мастерами, впустившими массовое сознание, трэш-культуру в литературу и сформировавшими некую литературную форму под названием, скажем, русский роман. Сейчас ресурс так называемой высокой литературы заключается только в ее способности открыться навстречу массовой культуре и произвести некоторое формообразующее действие на материале массовой культуры. Потому как линия на то, что у высокой литературы есть своя отдельная история — неверная оценка места и функционирования высокой литературы в обществе. Высокая литература всегда возникает как некое событие, которое открыто навстречу массовой культуре, навстречу трэшу. И умеет из трэша(вспомним, ахматовское "когда б вы знали из какого сора…") сделать некую эстетическую и этическую форму. Трэш всегда озабочен позитивным героем, он всегда героизирует жизнь. В низменном видит высокое, видит возможность этического поступка. В трэше не важна эстетическая составляющая, хорошо написано или нет. Трэш — это довольно емкое социальное высказывание.

Михаил Котомин. Мы пытаемся опираться на русский трэш, который очень отличается от западноевропейской и американской традиции. Русский трэш всегда имел большой привкус народности, даже сказки. Поэтому форма работы с трэшем, принятая в западном сообществе — типа поп-арта, здесь не работает.

Александр Иванов. Советская героика, связанная с низовыми жанрами, иная. В ней очень сильно задействованы образы, связанные с коллективным спасением, с коллективным чудом, с упованием на технические средства как средство решения социальных проблем. В трэше идеологические установки трансформируются и носят характер повседневно-бытовой ткани жизни. Утопический проект построения космической станции приобретает характер повседневного, обрастает бытовыми подробностями, выходит на уровень непосредственного обыденного сознания, не рефлексирующего идеологию как отдельно стоящую институцию по отношению к жизни. Это не та идеология, которая раздается из громкоговорителей, и не та, которой занимались Стругацкие, но то, что Маркс называл вплетенностью сознания в ткань повседневной жизни. История, которую мы считываем в этих книгах, связана с ощущением того, что без большого утопического проекта, без большой цели история лишается всякого смысла. Она просто останавливается. Для меня лично самое интересное в этих книгах то, как формируется зона исторического смысла: зачем мы живем, во имя чего.

Михаил Котомин. В этих книгах этот смысл выполняет социотерапевтическую функцию. Индустриализация общества, переселение крестьян в города — все эти проблемы показывались и расписывались в низовых жанрах. Предлагались некие ориентиры, чтобы общество могло функционировать в меняющейся социальной реальности. Еще я хотел бы подчеркнуть момент, связанный с позитивистским прошлым этих книг и с их будущим, — то, что в этих книгах представлен совсем другой тип литературного описания. Эти книги ближе всего к комиксу, это рассказывание истории, поэтому их легко читать. Это как подпись к несуществующей картинке. Авторы, которых мы издаем, очень заботились об истории, в отличие, например, от Ильи Стогова и иных современных прозаиков, которые уже не в состоянии удержать читателя, рассказывая историю. Эти писатели умели это делать. Я рассчитываю, что подобный тип письма станет вызовом для современных писателей. Еще один аспект. Серия делается для того, чтобы люди на нее подсели. Пусть изначально будет ирония, улыбка. Когда кто-то подсядет и увидит, что это высказывание большое, серьезное, касающееся разных жанров, сюжетов, историй, тогда и контуры самой затонувшей Атлантиды станут более ясными. И будет другое чтение.

Нина, конечно, устыдилась своих слез. Девчонка! Лейтенант, фронтовик — и плачет! Но это не были слезы слабости или беспричинной, непонятной тоски. Нет, перед девушкой во всей своей красоте и радости на короткое мгновение встала жизнь, в которую она входила, как молодая хозяйка входит в новый, пахнущий свежестью и сверкающий чистотой дом. Как хорошо было жить, учиться, мечтать. И все это сломал, опоганил враг, пришедший на родную землю издалека, из-за той невидимой черты, которая именуется границей. И, чтобы снова вернуться к этой светлой жизни, которая уже владела всем ее существом, миллионы советских людей идут сквозь огонь и дым войны, теряют на поле боя дорогих и близких своих, но гонят, истребляют врага.
Л. Самойлов, Б. Скорбин. “Прочитанные следы”. Приключенческая повесть. 1952.

Александр Иванов. Действие книг серии происходит в самых разных частях земли — от Прибалтики до Азии. Здесь формируются контуры большого геополитического пространства, в котором и проходит жизнь советского человека. Советский человек предстает как стихийный геополитик, у которого тетя в Перми, дед в Архангельске, друг на Дальнем Востоке. Дается ощущение большой страны, которой до всего есть дело, у которой большие интересы и проблемы. Это то, что мы называем восстановлением СССР, образов СССР, не как государственного образования, но как зоны воображаемых притязаний. Ведь гибель СССР во многом связана с утратой этого воображаемого, ощущения, что жить в большой стране не менее интересно, чем жить в маленькой стране. "Атлантидой" заявляется большая тема, которую мы именуем "Небесный СССР".

Мы активно относимся к прошлому, и в данной серии стараемся его во многом формировать — ведь прошлое будет в будущем. Советское прошлое является зоной невероятно интенсивной эстетической идейной борьбы. Культуриндустрия по-своему пытается использовать советское прошлое, но нам эта тактика не близка. Мы не пытаемся из готового советского прошлого делать бренды и продавать их в качестве этакой неоальтернативы. Вся сегодняшняя оптика размышлений о культуре построена на базовой оппозиции, из которой мы мыслим себе сегодня культуру — это оппозиция мэйнстрима и альтернативы. Литература, которую мы пытаемся реконструировать, такой оппозиции не знала. Подобная оппозиция рождена позже развитым культурным поп-производством. Когда понятно, что голливудское кино типа "Титаника" — мэйнстрим, а фильм Каурисмяки — альтернатива. Но и мэйнстрим, и альтернатива находятся в одном культурном поле. Главное предполагается, что в культурный продукт сразу записаны формы его потребления. Попытка нашей серии абсолютно романтическая. Она заключается в том, чтобы выйти за пределы навязываемого выбора. Этот дуализм не универсален — хотим мы сказать этой серией. Мы пытаемся работать в понятии истины. Культура, которой мы оперируем, отличается тем, что претендовала на истину, была тотальна. Надо понять, в чем была истина советского. Что такое советское — ошибка, с Марса все спустились в пломбированном вагоне и прочее, что ли? Или же все-таки была некая истина.
Понятно, что мы проиграли “холодную войну”, но сейчас есть шанс проиграть ее во второй раз, уже окончательно, сдать все что можно. Полностью влиться в мультикультуральный мир и стать тем, что называется приватной страной. Главная идея приватной страны — надо, ребята, быть скромными. Не выпендривайтесь — у вас народ вымирает, алкоголики везде. Скромнее надо быть. Средняя литература для среднего класса. Никаких претензий. Да, есть Россия, но есть и Словения. Тоже неплохая страна. Живите спокойно. В таком мире, конечно, литература как явление, как форма невозможна. В этом мире господствует фигура менеджера, который литературу воспринимает как один из видов производства.

Михаил Котомин. Время этих текстов интересно еще тем, что оно объединяет Киев и Ташкент, Москву и Таллинн. В этой зоне можно формулировать общее высказывание. На Стругацких, которые живы в своих продолжениях, этого сделать нельзя — подобное возможно только на Атлантиде. "Атлантида" — не литературный памятник, с ней можно и нужно работать. Серию можно рассматривать как противоядие от активно навязываемого чувства советской вины.

Александр Иванов. Мне интересна в этом проекте социально-философская составляющая. Я вижу в нем продолжение проекта Вальтера Беньямина, связанного с анализом европейской массовой культуры девятнадцатого века. В России, и этого либеральная критика совершенно не хочет понимать, с конца двадцатых по семидесятые происходило то, что называется модернизацией. Этого не понимает Путин, предлагающий вернуться в петровские времена. Модернизация началась не при Петре и не при Александре III, а в тридцатые годы. И модернизация означала огромные социальные изменения в России. Массы крестьянства были пересажены в города. Получился огромный плавильный котел, который и создал то, что называется современностью, Россия стала современной страной. И появление всех этих жанров — сигнал того, что Россия стала современной страной. В России появились техносфера, новая инфраструктура, новые средства связи и, естественно, своя развлекательная литература. Это книги для современных людей, устремленных к индустриальному будущему. Эта реальная картина индустриализации и модернизации России. Питер — есть декорация, но есть реальный Петербург. Город завода "Светлана", Кировского завода. Только в этом индустриальном городе, а не декорациях восемнадцатого века, возможна жизнь.

Здесь, кстати, проигрыш Путина. Он думает, что он выиграет за счет восемнадцатого века, восстановления дворца и тому подобного, но реально он очень проигрывает. И если ему советники и пиарщики и дальше будут подсказывать подобное — он будет все время проигрывать тему России как современной страны. Советская тема — это тема России как современной страны. И я, как человек критически относящийся к Путину — желаю ему и дальше углубляться в восемнадцатый век, и дальше идти по пути поражения. Я думаю, что найдутся в России довольно мощные политические и экономические силы, которые поймут, что советское нельзя выбросить. Что советское — непрекращающаяся зона смыслов, энергий, с которой надо работать, которую надо использовать для будущего, для завтра.
Уважаемые читатели!
Просим вас помочь в составлении серии "АТЛАНТИДА". Мы разыскиваем романы про шпионов и пионеров, фантастические и приключенческие повести, книги про советскую Среднюю Азию и просто увлекательные истории до 1970-го года издания. Каждый, предоставивший книгу, которая нам подойдет, будет упомянут в выходных данных книги (на обороте титула) и получит пожизненную бесплатную подписку на серию. Издайте свою любимую книгу в издательстве "Аd Marginev". Поделитесь радостью отысканного шедевра с другими читателями. Книги можно приносить или присылать по адресу: Москва, 113184, 1-й Новокузнецкий пер., 5/7.

26(501)
Date: 25-06-2003

Cообщество
«Советская Атлантида»
22 марта 2024
Cообщество
«Советская Атлантида»
1.0x