Авторский блог Редакция Завтра 00:00 6 мая 2003

МОЙ СТАЛИН

19(494)
Date: 06-05-2003
Author: Михаил Халдеев
МОЙ СТАЛИН
В июле Михаилу Ивановичу ХАЛДЕЕВУ исполнится 82 года. Он прошел всю войну, был в числе зенитчиков, отражавших первый массированный налет немецких бомбардировщиков на Москву, и получил за этот бой личную благодарность от И.В.Сталина. После войны был на комсомольской и партийной работе. В качестве первого секретаря Московского горкома ВЛКСМ стал одним из самых молодых депутатов XIX съезда ВКП(б) — последнего “сталинского” съезда. Вскоре в одном из столичных издательств должна выйти книга мемуаров М.И.ХАЛДЕЕВА “От Сталина до Ельцина”. В канун Дня Победы заслуженный ветеран поделился с газетой “Завтра” своими личными впечатлениями о человеке, под руководством которого была достигнута эта Победа.
Впервые Иосифа Виссарионовича Сталина я увидел вблизи только на XIX съезде ВКП(б). Но, разумеется, с его именем в предвоенные и особенно в военные годы в моей жизни и жизни всей нашей страны было связано очень и очень многое. Поэтому для начала расскажу два эпизода из моей военной биографии, непосредственно связанных со Сталиным.
Первый из них связан с бомбардировкой Москвы в ночь с 21 на 22 июля 1941 года, когда на столицу нашей Родины обрушилось 220 немецких бомбардировщиков. В основном это были, как потом сообщило командование, "юнкерсы" и "дорнье". Я, тогда старший сержант, был командиром приборного отделения 14-й батареи 251-го зенитно-артиллерийского полка. Наш полк под командованием майора Райнина одним из первых открыл огонь по самолетам врага. Бой продолжался примерно с одиннадцати часов вечера до пяти часов утра. Причем наши орудия вели огонь и по шедшим на Москву, и по возвращавшимся обратно самолетам. Бомбардировщики шли несколькими волнами, с промежутками около часа. За эту ночь мы израсходовали примерно треть имевшихся у нас снарядов. Первый бой был самым тяжелым и страшным изо всех, в которых пришлось участвовать. В результате этого налета Москва подверглась жестоким разрушениям. В частности, мы увидели, что в 5-6 километрах севернее наших позиций бушует крупный пожар: там бомбили железнодорожные пути, на которых стояли эшелоны с боевой техникой. Но и враг понес серьезные потери: над столицей в ту ночь было уничтожено 22 самолета, из них огнем зенитчиков — 10. Правда, в нашей зоне действия сбитых самолетов не было.
Утром 22 июля, как раз в мой день рождения, по радио мы услышали приказ № 241 Верховного Главнокомандующего и наркома обороны И.В.Сталина, в котором была объявлена благодарность всем зенитчикам и летчикам-истребителям, а также аэростатчикам, прожектористам и вносовцам Московской зоны ПВО, участвовавшим в отражении этого воздушного налета на столицу. Нужно ли говорить, как я был рад такому подарку лично от товарища Сталина?!
Второй эпизод был связан со следующими обстоятельствами. Весной 1942 года в ряды Красной Армии было призвано 350 тысяч девушек. В наши зенитные части, охранявшие небо над Москвой, были направлены наиболее грамотные и подготовленные из них, что позволило направить бойцов-мужчин на более опасные участки фронта. Так в приборное отделение, которым я командовал, вместо отправившихся под Сталинград мужчин поступили 15 девушек-зенитчиц. Они быстро осваивали необходимые знания и умения, отделение числилось среди передовых. В начале октября 1942 года нас ночью подняли по команде "Тревога", мы загрузили на машины всю технику и отправились по Волоколамскому шоссе. В Волоколамске командир батареи объявил, что мы будем защищать позиции наших войск подо Ржевом. Насколько мне известно, это был исключительный случай, когда девушки-зенитчицы оказались на передовой и в течение месяца вели непрерывные бои с самолетами противника. На восьмой-девятый день наша батарея сбила вражеский "юнкерс". Причем наши позиции находились неподалеку от деревни Хорошево — той самой деревни, которую в самом начале весны 1943 года посетил И.В.Сталин во время своей поездки к командующему Калининским фронтом А.И.Еременко. За последнее время утвердилось мнение, что Сталин во время Великой Отечественной войны избегал поездок на передовую. Но это совершенно не так, и еще в начале 70-х годов я своими глазами видел на окраине Хорошева мемориальную доску: "В этом доме останавливался в 1943 году Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин". Наверное, позже она была снята, поскольку и в мемуарах А.И.Еременко, за исключением книги "В боях за Ржев" (М., "Московский рабочий", 1973), эпизод с поездкой Сталина на передовую отсутствует.
В октябре 1952 года был созван XIX съезд ВКП(б). Меня избрали делегатом от Московской городской партийной организации с правом совещательного голоса. Я получил мандат номер 0089. При вручении мне этого мандата председатель Мандатной комиссии Пегов сказал, что я — один из самых молодых делегатов. Надо сказать, что никакого инструктажа делегатов съезда не было. Это совершенно исключалось. Московская делегация располагалась примерно в десятом-двенадцатом ряду от президиума. Мы всё видели очень хорошо. Когда на сцену вышло правительство, все встали, чтобы его приветствовать. Среди них был, конечно, и Сталин. Зал в течение десяти-двенадцати минут стоял и аплодировал — прежде всего Сталину. Шли возгласы: "Ленин—Сталин! Ленин—Сталин!", "Да здравствует партия!". Сталин сел не за стол президиума. Он сел за президиумом, где стояло несколько рядов стульев. Он сел один, сидел слева от нас во втором ряду. А все члены Политбюро находились в последнем, третьем ряду. Когда избирали состав президиума, я видел, что Сталин подозвал к себе Маленкова и что-то ему сказал — наверное, что стульев мало, потому что сразу же по команде Маленкова из-за сцены через две-три минуты принесли шесть или восемь дополнительных стульев. После этого Маленков подошел к Сталину, и тот махнул рукой: теперь, мол, всё нормально.
Когда президиум занял свои места, приступили к утверждению повестки дня. Первым был отчетный доклад ЦК, с которым выступил Маленков. Затем доклад Ревизионной комиссии, доклад о пятилетнем плане, который делал Сабуров, и доклад Хрущева об изменениях в Уставе партии. Вся предложенная повестка дня была принята единогласно. Во время доклада Маленкова, минут через двадцать после его начала, Сталин встал и пошел — тихо, медленно — к правой трибуне, где находились иностранные гости съезда, делегаты зарубежных компартий. Сталин подошел к Морису Торезу, лидеру французской компартии, и о чем-то начал с ним говорить. Говорил без переводчика минут десять, после чего вернулся на свое место и сел. Прошло минут десять — он опять поднялся, подошел к Долорес Ибаррури, возглавлявшей тогда испанскую компартию, и тоже с ней о чем-то поговорил без переводчика.
Весь первый день Сталин был на съезде. Он выглядел очень спокойным и вполне здоровым человеком. Был в простой военной форме с погонами — по-моему, маршальскими. Доклад Маленкова и прения по нему он слушал без особого внимания. Помню, только когда Суслов, секретарь ЦК, сказал, что у нас есть недостатки в политическом просвещении, Сталин его перебил: "Товарищ Суслов, не недостатки, а очень плохо, очень плохо!" Суслов оборачивается к Сталину и говорит через президиум: "Товарищ Сталин, правильно: очень плохо, очень плохо!" Это всё происходило в первый день.
Очень внимательно Сталин слушал доклад Сабурова по пятилетнему плану. Когда Сабуров начал свой доклад, он коснулся цифр выполнения плана и сказал, что пятилетний план выполнен за четыре года и три месяца, притом построено много заводов и фабрик, Сталин встал и начал аплодировать. Вслед за ним встал и начал аплодировать весь зал. Помню также выступление руководителя ВЦСПС Кузнецова, который говорил о цифрах, связанных с повышением жизненного уровня населения, об отмене карточной системы. Сталин снова встал первым и начал аплодировать, вслед за ним и весь зал начал аплодировать. Когда выступал Засядько, министр торговли, и начал говорить о снижении цен — та же картина. Вот как поддерживал Сталин эти выступления. А вот выступление Хрущева он выслушал молча, никакой реакции с его стороны не было, и сразу же после выступления Хрущева Сталин ушел, не стал слушать прения по докладу.
Все делегаты ждали появления Сталина на трибуне. В один из последних дней съезда заседание вел Ворошилов, и он предоставил слово Сталину. Здесь весь зал встал и в течение десяти-пятнадцати минут стоял и аплодировал Сталину. "Ленинской партии — слава!", "Ленину — слава!", "Сталину — слава!". Сталин подошел к трибуне и сделал такое движение рукой: мол, садитесь, садитесь. А никто не садится. Он подождал все-таки, когда все усядутся, и начал говорить. Выступал он без текста, минут пятнадцать. В одном месте он остановился, когда говорил о том, что в войне победила Красная Армия, подумал и продолжил: "...Красная Армия и весь советский народ". Сталин говорил о том, что коммунистические партии во всем мире должны взять в руки знамя демократии, которое буржуазные партии бросили и втоптали в грязь. Выступал он спокойно и не казался больным. Когда он свое выступление закончил, немного постоял на трибуне, кивнул так головой и пошел на место. Тут сразу же раздались аплодисменты, здравицы в честь Сталина и длились они минут десять.
Потом пошли выборы, выборы нового состава уже ЦК КПСС. У меня был совещательный голос, и я не имел права выбирать, поэтому я только присутствовал. Часа два мы сидели и ждали результатов голосования. Практически все члены ЦК были выбраны единогласно. Зал воспринимал это спокойно, как должное, но когда сказали, что и Сталин выбран единогласно, все встали и начали аплодировать.
Сразу же после съезда состоялся Пленум вновь избранного состава ЦК. Это был последний Пленум, на котором присутствовал Сталин, и теперь уже известно, как жестко и остро он там выступал. Стенограмма этих выступлений и комментарии К.Симонова приведены в книге В.Карпова "Генералиссимус". Не буду повторяться, скажу лишь, что Сталин подверг серьезной критике многих своих соратников, прежде всего Молотова и Микояна.
Когда результаты Пленума доложили съезду, в том числе то, что Сталин избран Генеральным секретарем ЦК КПСС, зал встал и в течение десяти-двенадцати минут аплодировал.
Второй и последний раз в своей жизни я близко видел Сталина 21 января 1953 года, на торжественно-траурном заседании, посвященном 29-й годовщине со дня смерти В.И.Ленина, которое проходило в Большом театре. При Сталине отмечался не день рождения Ленина, а день его смерти — видимо, в связи с известной "клятвой Сталина", которую он дал после смерти Владимира Ильича. Текст этой "клятвы" я считаю необходимым привести ниже.
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии, как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить и укреплять диктатуру пролетариата. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своих сил для того, чтобы выполнить с честью и эту твою заповедь!
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять всеми силами союз рабочих и крестьян. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять и расширять Союз республик. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою заповедь!
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам верность принципам Коммунистического Интернационала. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своей жизни для того, чтобы укреплять и расширять союз трудящихся всего мира — Коммунистический Интернационал!
Нам выдали пригласительные билеты в президиум, но комсомольцы выходили последними, и когда мы вышли, то с правой стороны уже сидели приглашенные представители государственных, партийных, профсоюзных организаций, и для нас мест не оказалось. Мы показали распорядителю свои билеты, и он нам показал на левую трибуну за президиумом, где должны были находиться члены правительства и высшего партийного руководства: идите туда, в третий ряд, сидите и не вставайте. Хорошо, мы понимаем, что это такое, пошли и сели. Только заняли места, как выходит правительство. Первым идет Маленков, потом Яснов, председатель Моссовета, и все они идут в президиум — один только Сталин, который вышел последним, сел во второй ряд, и получается, что мы сидим прямо за ним, а больше на этой стороне никого нет. Конечно, появление Сталина было встречено овацией. Минут десять все стояли и приветствовали его. С докладом выступал Михайлов Николай Александрович, бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ, а в то время — секретарь ЦК КПСС по пропаганде.
Поскольку я находился в шаге от Сталина, я все свое внимание сосредоточил на нем. Потому что быть рядом со Сталиным — это было непередаваемое ощущение. На кителе Сталина, уже поношенном, на этот раз не было погон, не было и обычной Звезды Героя Социалистического Труда, которую он, в отличие от Звезды Героя Советского Союза, носил почти постоянно. К слову сказать, Хрущев потом носил четыре звезды Героя, а Брежнев — даже пять звезд. Затылок Сталина был уже явно склеротический, весь в красных прожилках, волос мало, они отливали рыжеватым цветом. Когда он оборачивался, то просматривались и оспины на лице. Помню, меня удивил его низкий лоб — совсем не такой, как изображали на портретах. Иногда Сталин бросал взгляд на докладчика. В правой руке он держал карманные часы и каждые семь-восемь минут подзывал к себе Маленкова, чтобы спросить, как долго будет продолжаться доклад. И всякий раз Маленков заверял Сталина, что ровно полчаса, не больше. Видно было, что Сталин плохо чувствует себя, и ему тяжело дается длительное пребывание на людях. Действительно, Михайлов сделал доклад ровно за тридцать минут. Зал сразу же встал и стал скандировать здравицы в честь Сталина. Сталин встал, немного постоял и махнул рукой: мол, садитесь. А никто не садится. И что же? Тогда Сталин сам начал аплодировать залу и рукой показывает: это вам аплодисменты. В зале еще сильнее начали хлопать. Тогда Сталин повернулся и медленно, мягко ступая, пошел к выходу под эти аплодисменты, за ним потянулись и члены правительства. Так на моих глазах уходила эпоха.


1.0x