ОПЕР УГРОЗЫСКА

15(438)
Date: 9-04-2002
Author: Александр Брежнев
ОПЕР УГРОЗЫСКА (Серия репортажей. Публикация вторая)
В жизни любого опера, который, как положено, отработал много лет на одном месте на своей "земле", однажды наступает своеобразный рубеж. В первые годы работы молодой оперативник помогает отправлять преступников за решетку, не задумываясь о будущем. Посадили одних — сразу хватаются за новых, и кажется, что все, кого посадили, уходят потоком в какую-то бездонную пропасть. Об этих людях опер на время забывает. Молодому сотруднику годы, к которым приговорены его подопечные, кажутся длинными и почти бесконечными.
Но время в угрозыске летит стремительно. За постоянной беготней не замечаешь лет, не то, что месяцев. И вот однажды на столе у опера появляется телеграмма, готовьтесь, мол, из мест лишения свободы освобожден такой-то. Сразу вспоминаются знакомые фамилия и кличка, и то, как угрожал оперу лютою местью по возвращении из зоны. Скоро появляется еще одна подобная телеграмма, другая. И вот уже целая стопка. Один за другим возвращаются "старые знакомые". Обычно такой рубеж наступает у оперативника на седьмой-восьмой год работы. Опер становится похож на жонглера с кеглями, которые крутятся вверх-вниз кругами по пять, по десять лет. Возвращаются и отправляются снова назад.
Все эти циклы разнообразят многочисленные, вошедшие в моду амнистии. Бывает только закрыли злодея, а он уже через полгода опять на свободе. Часто из мест заключения даже не успевают присылать уведомления об освобождении. Бывает посадишь вора, забудешь о нем. А тут снова кража, ищешь кого угодно. А в итоге напарываешься вдруг на того же самого вора. Стоишь перед ним и удивляешься. Глазам не веришь.
Опер мысленно представляет себе, как добираются разными путями до его и их родного района заматеревшие, прошедшие школу бандитской и воровской жизни на зоне, бывшие пацаны, которых он когда-то легко колол на допросах, ловко разводил, как детей. Тогда многие из них обещали его убить, но руки у них были коротки.
Какими они объявятся теперь, пока неизвестно. Опер станет их ждать, а по прибытии будет наблюдать за ними. Может, кто-то из них станет заниматься серьезными делами и перейдет в поле зрение отделов по борьбе с оргпреступностью, а сам никогда не пойдет на дело, станет посылать грабить на улицу молодняк. Кто-то из них, может, решил жить честно или ударился в религию. А кто-то затаил на опера злобу, набрался бандитского мастерства и связей и лелеет теперь планы страшной мести.
Но "мститель" тоже нарвется уже не на молодого запомнившегося ему лейтенанта. Он встретит матерого капитана, который уже сам стал наставником для своих подопечных лейтенантов и курсантов— стажеров. И бороться они будут снова на равных, только на более высоком уровне бандитской и оперской техники.
Вообще оперу угрожают часто. Бывает, жуткие угрозы расправы вызывают усмешку, если они слетели с уст ограбившего ларек алкаша, который забился в похмельной истерике. Бывает, угрожают настоящие бандиты, но опер знает, что его просто берут на испуг, и никогда этих угроз не выполнят. Но бывает и так, что от угрозы расправы над самим опером или его семьей, становится не по себе, понимаешь, что покушение вполне возможно.
Чем оперативнику защитить себя или, тем более, семью? Опер восклицает:
— А ничем! Штатное оружие выдают только на время рабочего дня. Утром получил, вечером сдал. И если ты днем разговариваешь с отморозками с пистолетом в кобуре, они тебе в глаза скажут, что найдут тебя ночью, когда у тебя ствола не будет. Ответить им нечего. Потом штатным оружием все равно особо не воспользуешься. За каждый патрон разводятся целые разбирательства. Один раз где-то выстрелишь — потом работать нормально не сможешь, объяснительные будешь писать целыми днями…
Поэтому оперативники стараются вообще не получать свои штатные ПээМы. Одной мороки с получением и сдачей по всем правилам документации экономят уйму времени. Да еще лишний раз не потеряешь.
Мне показалось неправдоподобным, чтоб оперативники, имеющие в своих районах не одного вооруженного отчаянного врага, спокойно ходили по городу и ложились спать дома без оружия.
Оказалось, люди выходят из абсурдного положения по-разному. Многие опера стараются добывать себе различными путями "собственное" оружие. Благо, что преступный мир у нас вооружен выше крыши. Бывает, опер просто отнимет приглянувшийся ему ствол у разбойника и оставит себе "во временное пользование", а тот и рад, что на него хранение оружия не повесили. Опять же пистолеты поступают от товарищей, побывавших в горячих точках. Само собой, и за патроны в таком пистолете начальство отчитывать не будет. Кобуру тоже оперативники чаще всего покупают в магазине на свои деньги.
Другие опера, как положено, пользуются только штатным оружием, не пускают его в ход. Но тогда, чтоб не пасть жертвой государственного абсурда, надо до минимума свертывать свою активность в районе, стараясь никому не мешать, ни на кого не нарываться. Кто из них прав — неизвестно. Любой либеральный юрист или деятель культуры поднимет вой по поводу "самооснащения" милиции. Но каждый гражданин, кого с таким оружием в руках спас опер в ночном переулке, от кого отвел наезд братвы или вернул имущество, поймав грабителя, не станет разбираться в тонкостях права и этики.
Милиция постепенно вновь становится народной и больше похожа на ополчение. Опер оснащает себя почти всем сам, часто ведет борьбу с преступным миром в одиночку. От государства он получает сто долларов.
В кабинете — деревянный стол, тяжелый серо-синий сейф, два стула да беспонтовая желтая занавеска на окне. Вся оргтехника, выданная государством — пылящаяся в углу на полу печатная машинка, которую называют "пыточной". Об нее можно переломать все пальцы, пока набьешь пару строк, еще ею можно убить человека, если ударить по голове.
Еще можно засунуть в нее пальцы или ухо допрашиваемого преступника и потом двигать рычажок каретки, пока во всем не сознается. Шутка.
Все остальное "появилось само". Компьютер с принтером, мягкие кресла, толковые настольные лампы.
Появляется все это добро примерно так же, как в бессмертном "зеленом фургоне" появлялись "вещественные доказательства во временное пользование". В Москве и Подмосковье бывают такие квартиры, где однозначно все краденное. Там живет вор, который ни дня в жизни не работал. Поэтому все десять телевизоров, четыре компьютера, мебель и барахло попроще выносится из такой квартиры полностью и отвозится в отдел. После изъятия остаются четыре стены и патрон для лампочки. Потом, все вещи, которые подходят под описания потерпевших от кражи имущества, возвращаются законным владельцам. Но часто после раздачи остаются "лишние" вещи. Воры украли их в других районах, а мелкие вещи могли приехать и из другой области. Если придут описания от каких-нибудь других районов, вещи отправят. Но чаще всего коробки так и стоят мертвым грузом в кладовой. Тогда-то их перетаскивают на время к себе в кабинеты сотрудники. Отцы-командиры следят только, чтоб ничего не выносили за пределы райотдела и не ломали.
"Иногда, — рассказывает опер, — сильно надоедливым или откровенно бедным взамен их украденных телевизоров, видиков или пылесосов отдают то же самое, только другой фирмы. Но иногда такое благородство приводит к проблемам. У одной одинокой бабули воры утащили старенький телевизор "Рекорд", больше у нее ничего сколь-нибудь ценного не было. Квартиры стариков бомбят частенько, иногда эти квартиры бывают довольно богатыми. Но здесь воров ждал облом. Стариковские фотки, диван с пружинами наружу. Они из принципа прихватили хоть телевизор. Найти ей этот "Рекорд" вряд ли бы удалось. Продать его воры не смогли бы, а значит, скорей всего, пустили на детали. Так оно и получалось, телевизор нигде не появлялся. Прошло больше полугода. Бабуля названивала и мне, и начальникам. Мы и решили на Новый год отвезти ей какой-нибудь телевизор. Жалко старушку, пусть хоть сериалы смотрит. Отнесли ей новехонький "Сони" из числа "лишних", сказали, мол, нашли.
После праздников прихожу в отдел, "Сони" стоит перед дверью, а по телефону звонят из прокуратуры. Бабке чужого не надо.
Вообще, вернуть человеку именно его вещи довольно сложно. Но с деньгами еще сложнее. Мало кто из потерпевших может в легкую назвать серию и номер украденных у него купюр, а если и может, то это уже подозрительно. Большинство же не может даже сказать купюрами, какого достоинства исчислялась украденная у него сумма".
В этот момент в кабинет стучат. Дверь у опера закрыта всегда, он ее закрывает за собой, как только входит. Спрашивает: "Кто?", открывает. Здоровается с дородным мужчиной в кожаном плаще и кепке. Человек просит сделать ему какую-то справку. Опер говорит, что легко, но вот беда: картридж сдох. Человек понятливо кивает, рукой с перстнем вынимает мобильник, куда-то звонит, говорит, что скоро все будет. Что делать, раз принтер добыли сами, — значит, и обеспечивать его надо самим. Государство может обеспечить разве что запасными кнопками для машинки, если их расшибут. Хорошо еще за электроэнергию, потребляемую оргтехникой, платит, не делит на свое и чужое.
Через полчаса чернявый паренек в кожаном пиджаке и джинсах принес два картриджа…
Спрашиваю у опера, каков сегодня преступный мир, кем представлен. Как чаще всего выглядят современные бандиты?
"Серьезных бандюков ты и сам сто раз видел по телевизору. Про них снимают кино, целыми днями по телевизору показывают в разных передачах по всем программам. Но по большому счету таких очень мало. Они занимаются серьезными денежными делами и стараются лишний раз просто так не подставляться. Они тоже, бывает, убивают. Но у меня таких убийств одно из нескольких десятков. Разбои, тяжкие телесные повреждения, изнасилования к ним относятся редко. Больше девяноста процентов преступлений совершают простые люди, никак не связанные ни с какой мафией, в отношении простых же граждан.
Большая часть преступников — пацаны от семнадцати до двадцати с небольшим лет. Они и грабят, и воруют, и просто хулиганят. С ними труднее всего работать. Непуганые идиоты: могут броситься на пистолет, пытаться убежать или оказывать сопротивление, многие еще ни разу не попадали к нам, не знают, что это такое.
Но самое трудное для нас, это массовые преступления "от задницы" — абсолютно немотивированные, не подготовленные, совершенные случайными людьми в отношении первых попавшихся прохожих. Идут два обычных мужика по улице, ранее не попадавшие в наше поле зрения, работающие, семейные. Навстречу им парень, чем-то им вдруг не понравившийся. Они ему "хлоп" по морде, и пошли дальше. У парня сотрясение мозга, сломана челюсть. А их описать он не может. Как их искать?
Абсолютно нормальный человек может свистнуть у зазевавшегося продавца в магазине бутылку водки, больше он этого не сделает, поэтому вряд ли теперь попадется.
Мало того, для Подмосковья еще характерны случайные "гастролеры". Едут мужики подвыпившие на электричке из Москвы домой куда-нибудь в Чехов. Увидят в окно платформу Щербинка и дернет их черт выйти. Пойдут в пивняк, деньги кончатся, — они и ограбят первого же попавшегося, сразу сядут в электричку и больше вообще в Щербинке не появятся. Найти таких почти нереально.
Раз я совершенно случайно поймал таких залетных. Шел по своим делам часа в два ночи дворами. Смотрю, сидит парень на корточках у подъезда. Что-то в нем мне не понравилось. Проверил у него документы: парень с Рязани. К кому приехал, с кем и зачем сказать не может. Оттащил его к парку, там он сознался, что он и его два подельника час назад ограбили хату неподалеку. Когда нашли всех его дружков, никто из них не мог сказать ни адрес обворованной квартиры, ни хотя бы ее показать. Они здесь первый раз, ночью, плохо ориентируются. Так и водили их, теряя терпение, по улицам, как в "Джентльменах удачи".
Квартиру нашли, шмотки, видак и деньги положили на место. Хозяева награбленного приехали с дачи только на следующий день, когда уже все было хорошо.
Много хлопот доставляют нигде не работающие, опустившиеся, спившиеся люди, потерявшие всякую связь с нормальной жизнью. Напьются и пойдут искать себе на опохмел и на еду. Часто именно они совершают убийства с особой, не мотивированной жестокостью, либо воруют все, что плохо лежит. Бывает, заезжие бомжи, чем попало занимаются. То они что-нибудь натворят, то их кто-то обидит.
"Вообще, жизнь настала такая, что можно ожидать чего угодно и от кого угодно. Многих жизнь ломает совершенно неожиданно. Кого нищета добьет, у кого нервы не выдержат. Мальчишки — те совсем без тормозов. Заработать нормально не могут, а жить хорошо хотят.
Тем более, часто сами пострадавшие провоцируют на преступления "нестойкие юные души". Напьется добропорядочный гражданин, и понесет его нелегкая по кабакам да барам. И вот он там машет деньгами перед носом у кого попало. За ним сразу несколько человек уже следят. Стерегут у выхода или на улице, где побезлюднее. Бывает, такого менты спасут. Заломают, сунут в машину, отвезут в отдел. Там он протрезвеет и пойдет домой, будет еще возмущаться, что испортили ему вечер. А нет, так встретят его ребята, кости переломают, разденут, деньги отнимут, а он и не вспомнит потом, кто его так уработал.
Или станет к девкам приставать. Результат часто тот же. Оберут до нитки, хотя, может, и не покалечат.
Бывает, и наоборот. Недавно парней отправили на зону за изнасилование. Стерва одна в баре двум мальчишкам семнадцатилетним подмигивала, ножки показывала, туфелькой играла. Они к ней подсели, предложили вином угоститься, и все такое. Она подмигивала, на все соглашалась. А по дороге домой послала обоих подальше, говорила, что у них на нее денег не хватит и насмехалась. Наутро принесла на обоих заявление. Родители ее умоляли, да мы и сами на нее давили. Но, что она проститутка, еще доказать надо, а что она им сначала все обещала, она отрицает. Сломали жизнь мальчишкам навсегда.
Много у нас такого народу. Сначала приключений ищут изо всех сил, потом найдут — и к нам с заявлениями несутся.