КУЗНЕЧИК В КАНИФОЛИ

КУЗНЕЧИК В КАНИФОЛИ (Беседа главных редакторов газеты "Советская Россия" Валентина ЧИКИНА и газеты "Завтра"Александра ПРОХАНОВА)
15(384)
Date: 10-04-2001
Александр ПРОХАНОВ. Валентин Васильевич, мы не часто беспокоим друг друга такого рода беседами, но сейчас, после оглашения президентского послания Федеральному собранию, возникла необходимость обсудить весь круг вопросов, с этим связанный. Тем более, что мы как главные редакторы газет знаем настроения людей, наших читателей и таким образом говорим как бы от их лица, озвучивая их молчаливые вопросы, адресованные власти и нашей оппозиции.
Валентин ЧИКИН. Конечно, у наших газет несколько разная аудитория, у меня по сотням писем, которые ежедневно приходят в редакцию, не сложилось впечатления, что читатели не могут сформулировать свои вопросы. Наоборот, люди знают, чего хотят от президента, и, прежде всего, они требуют определенности от власти по совершенно конкретным позициям. И от нас, от оппозиции, требуют такой же определенности. Да, вопросов сегодня накопилось больше, чем, скажем, к концу ельцинского правления. Путин пришел к власти, оседлав надежды и ожидания людей, их измученность бесперспективностью ельцинизма, их жажду лучших перемен. И эти надежды, эти ожидания, которыми люди жили весь этот год, по существу, оказались перечеркнуты путинским выступлением 3 апреля.
А.П. Я слушал его в дороге, в автомобиле — до того, как увидел текст. И слушал как человек, который вместе со своими близкими, со своими соотечественниками накопил огромное количество внутренних переживаний, забот, недоумений; я слушал лидера страны, лидера государства в надежде, что он, может, и не прямым смыслом слов, так какой-то интонацией, намеком даст нам ответ о смысле своего правления, которое, конечно же, не случайно. Но ничего я этого не обнаружил. Я оказался погруженным в нашу бюрократическую лексику, которая уже через пять минут слилась для меня в непрерывное, однозвучное, монотонное бульканье. И я перестал воспринимать слова президента. Наверное, не я один так мгновенно перестал понимать, о чем со мной говорят. А, может, на это и был расчет тех, кто писал президентскую речь.
Почти десять лет назад народную жизнь одним мановением руки, нажатием кнопки перевели из одного качества совсем в другое, из советской эпохи в другую, ельцинскую либерально-демократическую эпоху. И все наше многомерное общество вдруг оказалось поделено на две неравные части. На крохотную горстку агрессивного меньшинства, которое получило все: получило власть, получило богатство, получило абсолютную свободу, чудовищную вседозволенность и защитную неприкосновенность, получило колоссальные ресурсы всего исторического времени России, словно венец, к которому стремилась вся отечественная история. И на большинство, народное, к которому мы себя тоже причисляем, оно не имеет ничего: ни богатства, ни социальной защиты, ни куска хлеба порой, ни возможности реализации — культурной, социальной, политической. Вот этот раскол — жуткая реальность теперешней жизни. Об этом президент не сказал ни слова.
Люди хотят знать: будет ли у них возможность купить лекарства, добыть пропитание, обеспечить своим детям хорошее, качественное образование, проехаться по нормальным дорогам? Будут ли в космосе летать наши военные спутники? Будет ли граница на прочном запоре? Поставит ли МВД препоны преступникам, усмирят ли Чечню с ее террористами, восторжествует ли справедливость? Ведь сегодня у России нет богатств, нет ресурсов для своего народа, и все, что люди сделают сегодня, уже к обеду увозится за пределы страны, вычерпывается из России. И хотелось от президента получить объяснение, почему так происходит и как прекратить этот вывоз, эту непрерывную транспортировку национального достояния за кордон, на подкормку других цивилизаций. Мы тоже не получили на это никакого ответа.
Народ видит и понимает, и говорит на своих сходках, в своих промерзших за зиму домах, что страну захватили воры. Разнокалиберные воры. Власть, которая сложилась при Ельцине — это власть воров, жуликов: от крохотного мерзавчика, сидящего где-нибудь в ЖЭКе или в сельской конторке, до крупнейших воров, сидящих в министерствах, правительстве. Иерархия воровства оставляет народ голым, босым, несчастным, бесправным. Если народ начинает протестовать — его душат, его втаптывают в небытие. Как спастись от этих воров, как создать государство, которое было бы свободно от них? Из послания следовало, что Путин будет строить государство в этой сложившейся воровской системе, не уничтожая ее. И невольно делаешь вывод: упрочение "властной вертикали", о которой он все время говорит, является упрочением "воровской вертикали".
Это послание стало слепком — пусть упрощенным, но слепком — с лица нынешней власти. Там видны надбровные дуги, виден подбородок — это своеобразная такая маска. Думаю, еще не посмертная маска с лица нынешней власти. Нам с этой властью предстоит еще некоторое время жить. Но принять ее мы уже не можем. Этот язык могут понимать разве что люди, близкие к Мамуту и Абрамовичу.
В.Ч. Я слушал президентское послание в зале, не отрывая глаз от лица Путина, которое действительно напоминало маску. И невольно сравнивал с прошлогодним документом. Это, как говорят одесситы, две большие разницы. То был осмысленный трактат, составленный по всем канонам политической интриги — в нем были затронуты общенациональные интересы, общенациональные проблемы, обозначилась национальная философия. А здесь… Я даже не мог понять, как президент вообще согласился зачитывать такой текст. Складывалось впечатление, что это — кое-как склеенные обрывки из докладов на рутинных рабочих совещаниях в Кремле по разным вопросам. Вежливости ради, президент должен был бы, пусть по какой-то общей формуле, отчитаться перед народом, перед Федеральным собранием о сделанном за год. Видимо, у составителей были огромные затруднения в анализе реальных достижений или преобразований, и поэтому они решили утешить народ смехотворным сравнением, что в 2000 году российская экономика предъявила темпы роста, которых не было 30 лет. Ну а признание, что люди наконец-то стали получать зарплату, уместнее прозвучало бы на суде над ельцинским геноцидом. Вообще же президент предпочитал говорить о совершенно неосязаемых вещах. Ну, например, о том, что в стране выстроена вертикаль исполнительной власти… Как можно произносить такое перед лицом страны, где никто никому не подчиняется и где ни один закон и ни один президентский указ не исполняются в реальности, если это невыгодно чиновникам и бизнесменам? Или, например, заявляется, что остановлено расползание Федерации, мол, системой округов, как обручами, схвачена вся Россия, ставшая единой и неделимой. Ладно, не будем глядеть в сторону Северного Кавказа, но ведь каждый регион, каждый субъект Федерации живет по своим законам, и эти законы часто по-разному интерпретируются. Мы видели, какие были мучения для властей хотя бы в толковании закона о выборах. В третий раз Ментимир Шаймиев стал владыкой Татарии и с циничной усмешкой пообещал сразу после избрания, что в четвертый раз на выборы не пойдет.
Обращаясь к земельному вопросу, Путин выстроил какой-то ребус, из которого уясняется: продавать землю можно смело, но пока не всю… Во всяком случае, Аяцков тут же, едва переступив порог зала, заявил, что он восхищен поддержкой "саратовского опыта" со стороны президента…
А.П. Там был еще один показательный момент. Путин намечал как бы магистральные радиусы жизнеобеспечения народа: по образованию, здравоохранению, правовой системе. И что у него получалось? Везде проводился принцип деления на сектор, связанный с платными услугами, и на сектор дотационный, якобы гарантированный государством. Но исходя из того, что бюджет при нынешней экономике совершенно дохлый, казна обрекается на пустоту, то этот общенациональный, бесплатный, социально-гарантированный сектор действовать не будет, для бедных не будет качественного медицинского обслуживания, образования. А те, у кого есть деньги, есть богатство, смогут претендовать на хорошее медицинское обслуживание, на качественное образование, на покупку земли в городах и так далее. То есть эта дифференциация общества, это страшное социальное неравенство будет закреплено. Какое будет гарантированное бесплатное образование в школах, где нет учебников, где разбежались учителя, где не отапливаются помещения, где сами дети падают в голодные обмороки? А к услугам богачей — платные колледжи, образование за границей и так далее. То есть Путин подписался под разделением нашего общества на крохотное безответственное меньшинство и на бесправное большинство…
В.Ч. Продолжу твою мысль. Путин выступал не как президент, а как порученец касьяновского правительства. Он объяснял и оправдывал те предложения кабинета по реформам, которые уже оглашены. Это реформа образования, это изменение законодательства по труду, это проект земельной реформы и так далее. В течение полутора часов, когда зал слушал послание, не было ни единого хлопка. А в зале в основном сидели представители того самого жирующего меньшинства, там была весьма респектабельная публика, но она молча, без ликования выслушивала речь Путина. И только ритуально в конце прозвучали аплодисменты. Но вот в середине, когда президент дошел до законов о труде и проговорился, что надо создавать КЗоТ на основе правительственного законопроекта, по залу прокатился протестный гул, поскольку вся общественность уже заклеймила этот правительственный законопроект как феодально-крепостнический.
Президентское лоббирование антинародных правительственных мер выглядело на редкость неубедительно: один и тот же заунывный пассаж в защиту платного образования — все равно, мол, скрытно платят; в защиту платного медобслуживания — все равно, мол, идет скрытая коммерциализация… Это мне напомнило прошлогоднюю свистопляску, подхваченную ныне Немцовым, по поводу воровства и коррупции в госаппарате, к которой теперь веселый и находчивый Немцов подключился. Дескать, раз чиновники берут взятки и воруют, давайте им платить зарплату по 5-10 тысяч долларов — и они перестанут красть... Не поймешь чего тут больше: наивности, коварства или жестокости. А что можно сказать о проекте пенсионной реформы, предложенной правительством и подталкиваемой теперь президентом? Все эти накопительные схемы не только в перспективе усугубят дифференциацию в обществе, но и, боюсь, обернутся суровой пропастью между тем, что копит человек "на старость", и тем, чем он сможет воспользоваться в конце своей жизни, если сумеет дойти до пенсионного рубежа. Вспоминается начало роковых реформ, когда Гайдар в 1992 году отобрал у всех сберегательные вклады. Это тоже были накопления на старость, личные пенсионные фонды. Так что старшие поколения уже получили от реформаторов немало горьких сюрпризов. Касаясь налоговой реформы, президент бодро напомним, как законодательно уравняли всех: и олигархов, и дворников в налоговой ответственности перед государством, каждый отдает 13%. Нигде в мире не созданы такие привилегии для богатых. Если социализм называли "уравниловкой снизу", что как бы несправедливо, то здесь налицо "уравниловка сверху", вообще ничем не оправданная.
Ты уже упоминал о нищем бюджете, не обеспечивающем народу социальные гарантии. Теперь в послании предлагается разделить его на две части. Первая — государственные обязательства по внешнему долгу. Эта часть должна быть неприкосновенна, ее параметры диктуются правительством, и никакое законодательное собрание, никакая представительная власть не могут их изменить. А вот другая часть будет формироваться по остаточному принципу, из доходов, если вдруг пофартит, вдруг сложится хорошая конъюнктура, и тогда, дескать, возникнут накопления, которые пойдут на нужды народа. Их вот и будет Дума делить. То есть весь народ должен будет работать на долги, которые делались при Горбачеве и Ельцине, и ждать милости от конъюнктуры рынка…
А.П. Я полностью согласен, Валентин Васильевич, с твоими оценками, сам испытал те же чувства, то же раздражение и даже негодование. Но при этом я испытал и великое облегчение, когда слушал это послание. Кончились, на мой взгляд, иллюзии относительно Путина.
Год назад президентское послание, особенно в первой его части, было государственной философией, апеллировало к сознанию русского патриота, русского интеллектуала, народа в целом. Это обворожило многих и создало Путину образ совсем иного, нежели Ельцин, человека, образ народного радетеля, государственника, реформатора, стратега. А сейчас, повторяю, я вздохнул с облегчением, потому что образ Путина после этого послания страшно измельчал. Он выглядит очень маленьким и очень не свободным. Возникло ощущение, что Путин обложен огромными массивами такого тяжелого олигархического вещества, он замурован в нем и напоминает, пусть простят меня за этот, может, неуместный образ, когда в куске прозрачной канифоли или в кварце сидит крохотный кузнечик или маленькая запечатанная мошка. Она изящна, видны ее крылышки, видны ее ножки, но она неподвижна, ее залепила смола.
И смысл этого послания для меня ясен: Путин не является президентом народа, президентом национального большинства, он является президентом богачей, он является президентом Фридмана, Дерипаски, Абрамовича, Мамута, и то, что он отодвинул от себя Березовского и Гусинского, не должно никого вводить в заблуждение. Он по-прежнему является ставленником крупного антинационального капитала. И в этом смысле я ему благодарен. Он избавил меня, может, с некоторым опозданием, от иллюзий и заблуждений, в которых я каюсь перед своими читателями и признаю справедливость тех наиболее прозорливых из них, которые не видели разницы между ельцинским курсом и путинским.
В.Ч. Я полагаю, Александр Андреевич, нет нужды в покаяниях, потому что ничего у наших газет не было связано с осуществлением каких-то замыслов Кремля. Вполне естественно, такой радикальный поворот в истории, как уход крупного разбойника от власти, уход Ельцина, порождал ожидания и надежды на перемены. Любой человек, который приходил после Ельцина, должен был стать народу ближе — потому что он прерывал антинародное вероломство и мог строить свою политику. И предвестие этого было в первом послании. В тех или иных эвфемизмах это было изложено, и мы, народ, оппозиция, протянули руку — готовы, мол, к работе по спасению страны. Путин, прямо не отвергая этого, всячески вуалировал свои истинные пристрастия. Его контакты с людьми, его талантливые выходы в трагических сценах — "выть хочется" — до сих пор завораживают людей, питают надежды. Вообще, людям свойственно жить надеждами, а не конфликтами. Мне кажется, нужно поглубже осмыслить неоднозначность нынешнего положения власти, нынешнего положения Путина. А она состоит не в том, что он немножко обманывает народ — политики во многих странах играют с народом, припудривают свою политику, облачаются в маску заботливого добряка. Мне кажется, что конфликт Путина состоит не только в этой двойной бухгалтерии, в двойном стандарте. Одно — имидж перед народом, другое — реальная политика. Ситуация представляется сложнее.
Мы только что были свидетелями того, как Путин уже не в завуалированной форме предложил нам некую аранжировку грефовской программы. Исполнил "Гимн реформ на слова Грефа", как говорят наши читатели. И что же, где ликование "новорусской" буржуазии? Мы видим: проповедники либерализма одобрительно покивали, но… продолжают активно грызть нынешнюю власть и грызут Путина. Раньше казалось, критикуют за непоследовательность в проведении либеральных реформ, а теперь за что? Давай попытаемся разобраться.
А.П. Разберемся или не разберемся — не знаю, но приблизительный эскиз набросаем. Жизнь народа — она стомерная, не определяется даже тысячью параметров, и каждый важен. Не учти одного параметра в этом объяснении момента — ты можешь срезать главную почку, откуда кинется новый росток истории. Поэтому наши импровизации, конечно, очень приблизительны.
Мне кажется, парадокс сегодняшнего политического момента в нашей стране заключается в том, что существует главный фундаментальный конфликт в жизни общества — то, что мы обозначили расколом обездоленного, оскорбленного, оскверненного большинства, причем это не какая-то маргинальная часть, это элита, активные, достойные люди, которые оказались попранными и выброшенными за пределы истории. И агрессивное, аморальное, не сформулировавшее для себя даже правила социальной мимикрии меньшинство, которое правит бал современной российской истории. Вот это — колоссальный, исторический конфликт. Он оказывается зашифрованным. Он недостаточно проявлен. Потому что в силу ряда загадочных обстоятельств это большинство по-прежнему молчит, оно почти молчит, почти не сопротивляется. Его убивают, оно тает со скоростью одного миллиона в год и оно не сопротивляется. Нет интифады, гражданского неповиновения времен Ганди, нет даже радикальных форм проявления национального травмированного чувства. Поэтому этот конфликт оказывается как бы выведенным за видимые формы, за телевизионные экраны.
Этот конфликт заменен другим, тоже конфликтом, но конфликтом куда более второстепенным, который я бы назвал по терминологии сегодняшних дней: конфликт "Путин и НТВ". То есть налицо конфликт той модели капиталистического, буржуазного, олигархического общества, которое формирует Путин, ориентируясь на группировку таких людей, как Мамут, Фридман, Абрамович и другие крупные суперсобственники, которых никогда не было в России, а может быть, и в мире.
С одной стороны, Путин вроде бы формирует крупное, сильное, может быть, авторитарное государство, подразумевающее сохранение территории, охрану границ, суверенитет, создание мощных централистских рычагов управления государства. Но это государство действует в интересах Мамута, а не в интересах академиков Алферовых или губернаторов Кондратенко, а также всего огромного большинства народов России, и русского в том числе. И второй фронт прячется и развертывается за НТВ. Этот оголтелый либерализм атакует авторитарно-централистское путинское государство, предпочитая видеть вместо русской государственности плазмодий, кисель, кашу, чтобы легче было продолжать вот этот грабеж, расхищение, вывоз, расчленение на фрагменты, усвоение этих фрагментов: один — Германией, другой — Японией, третий — Турцией и т.д.
И драма всей нашей социально-общественной жизни состоит в том, что этот второй конфликт еще в большей степени подавляет национальное сопротивление, предлагая всем, и нам с тобою, участвовать в их драке, в их войне. Ах, мы на стороне Путина — значит, мы за сильную армию, за сильные институты, и за гимн на слова Александрова, и за кремлевские звезды над царским троном… Или: мы за НТВ? Значит, мы за НАТО, за ЦРУ, за развал России, за победу над Сербией и т.д. Народ интуитивно выбирает, конечно же, путинский вариант власти, потому что там есть еще надежда. Останется территория, останутся войска, останется традиционная внешняя политика... А второй вариант — страшный, он, конечно, отвергается большинством народа. Это не наша война. В этой иудейской войне на самом деле мы участвуем в качестве пушечного мяса, здесь огромная мировоззренческая проблема.
В.Ч. Давай задумаемся над тем, какие силы отстаивают вторую линию, какие силы втянуты в этот конфликт между либеральствующим нашим президентом и ультралиберальными силами. Это электронные СМИ, прежде всего, но и буржуазная пресса тоже, и мы чувствуем активное влияние на эту сферу всяких тайных рычагов. Кроме того, сюда втянуты хоть и незначительные, но активно действующие либеральные партии — "Союз правых сил", то же "Яблоко". Лидеры "Яблока" днюют и ночуют в коридорах энтэвэшных редакций, выступают, так сказать, в роли окопных комиссаров. Но, кроме того, мы видели, что целая группа губернаторов, которые только вчера еще изображали солидарность с государственной властью, сегодня, в "час Х", демонстрируют свои однозначные симпатии к непокоренному бастиону "свободы слова". Оказывается, не зарубцевались раны от путинских операций с Советом Федерации, и, пожалуй, рановато он заявляет, что "расползание государственности позади". Явно некоторые региональные лидеры воспользовались случаем, чтобы проучить центральную власть.
Ну и, конечно, за плечами всех этих "свободолюбивых" сил стоят управленцы Запада, управленцы из Лэнгли. Это гигантский потенциал "холодной" и новой информационной войны. Он уже реализован в разработках, в технике, в практических советах, даже в конкретных кадрах. Мы видим как легко и оперативно они маневрируют своими кадрами. Надо сказать, что вся эта система очень хорошо отработана. Еще до распада Советского Союза мы это видели на примере Чехословакии, Польши. Затем самая крупная разработка была осуществлена при распаде СССР. Затем Югославия, Украина и дальше и ближе к сегодняшним дням. Теперь мы уже по второму кругу втягиваемся в эту систему распада.
Кажется, власть не очень реально оценивает свои силы и не очень четко видит свои просчеты. По ходу конфликта последних дней очевидна ее заторможенность, налицо ее неудачная методология, в качестве которой избрано некое крючкотворство, некое желание переиграть в судебных, арбитражных разборках с использованием тех или иных кошельков. Власть то ли не осознает, то ли боится признаться себе, что против нее создан уже довольно открытый фронт информационной войны, а она даже не расчехляет свои собственные электронные пушки.
А.П. По-моему, это происходит по одной простой причине. Власть, располагая ядерным чемоданчиком и бюджетом, думает, что она всесильна, что ей ржавчина эта либеральная, эта бархатная спирохета не страшна. Так и КПСС в советский период до последнего думала, что она незыблема и непобедима, боясь напрямую обратиться к народу, страшась народа. И наше памятное "Слово к народу" опоздало, по существу, на три года. Вот и путинская власть не хочет и не может обратиться к народу как к своему союзнику, потому что она боится всколыхнуть народ. Ведь потом загонять его обратно в катакомбы и бутылки будет страшно, может и не получиться.
В.Ч. Власть боится обратиться к народу еще и потому, что она системно проводит антинародную политику. Мы видели это в свежем президентском послании и видим на протяжении всего периода властвования Путина — продолжается ельцинский курс, и ничего другого не запрограммировано в кремлевских компьютерах. Логически опора на народ невозможна для Кремля. Ведь прежде чем обратиться к народу, нужно ему объяснить, что происходит. И тогда слишком много рек вскроется сразу, такой возникнет паводок — никакое МЧС не спасет… А значит, и та и другая сторона будут обращаться к Западу как к своему спасителю, что мы практически и наблюдаем. Как одна сторона берет американские пешки для своих ходов, так и другая сторона двигает кадровые американские фигуры, чтобы переиграть своих конкурентов.
А.П. Я хочу завершить эту тему. Мне представляется, что либеральная сторона умнее, утонченнее кремлевской. Она первой стала обращаться к народу в этом конфликте. Явлинский заговорил о коррупции, о расхищении национального богатства, об ужасном положении народа в целом, о вымирании русских вспомнил. Это Явлинский говорит после того, как восемь миллионов уже умерло. НТВ в последний год качает социальные конфликты. Оказывается, именно НТВ является главным защитником интересов народа. Именно НТВ, оказывается, есть воплощение патриотизма. И эта тончайшая манипуляция, она может включить, повторяю, нас и народные массы в чужую войну.
В.Ч. И тут возникает вопрос: кто предостережет народ от участия в чужой войне, от марша за пятой колонной? Не в этом ли долг и миссия народных патриотов, левой оппозиции? Миссия оппозиции, видимо, состоит в том, чтобы перенести весь центр тяжести на другой фронт — на противодействие народа и прозападным подголоскам, ультралибералам, разрушающим российскую государственность, и антинародному курсу, который явно проводит нынешний кремлевский режим. Но давай еще раз окинем взглядом картину. Мы много говорим об атрофированном сознании людей, которые даже в тяжелые для себя дни не могут подняться, не могут объединиться. Мы говорим о безвольности народа, о других его слабостях. Ищем какие-то корни в его истории, в его национальном характере... Но давай рассуждать, как революционные марксисты. Можно сколько угодно ругать народ, однако народ вправе рассчитывать свою авангардную организующую силу. Без активно действующей оппозиционной силы народ будет чувствовать себя брошенным. И эта брошенность только усугубляет его пессимизм и бессилие.
А.П. В течение года, а может быть, и больше, я должен об этом сказать, мы, оппозиция, именно мы во многом бездействовали. Полагаю, что причины этого бездействия связаны с появлением Путина. Путинские технологи вбросили множество ложных целей, они сместили наши акценты, они сыграли своеобразную мировоззренческую игру, которая сбила предвыборный накал и создала заторможенность. Было предложено сотрудничество, и одна часть национально мыслящих людей устремилась за этой внешней эмблематикой, за воинским флагом, советской мелодией, за риторикой путинской, и мы выжидали. Чтобы прийти к сегодняшним горьким результатам, добиться того, чтобы с путинского режима была сорвана маска, потребовался год. Наше затянувшееся бездействие, приносящее народу большой вред, должно быть прервано, оно должно быть прекращено уже сегодня.
Но сказать, что мы весь этот год чаи распивали с кремлевскими сушками, нельзя. За этот год подготовлены позиции для нового прорыва. Как на фронте перед большим наступлением накапливают скрытно орудия, танки, боеприпасы, прокладывают рокадные дороги, формируют дивизии, точно так же в оппозиционной среде за это фронтовое затишье были сделаны большие накопления. Я могу их просто перечислить, а ты можешь что-то добавлять или отвергать.
Думаю, одним из главных достижений этого условно тихого периода было создание осмысленной, проработанной, апробированной в академических и общественных кругах концепции нового курса. И это не эмоционально, это не связано с пресловутым "булыжником пролетариата", это не связано с романтизмом предшествующих революционных периодов. Это стало очень серьезной работой нашей организации, нашей элиты, близких к ней кругов патриотически настроенных интеллектуалов. И этот альтернативный курс стал уже, повторяю, достоянием не только наших кабинетов или каких-то узких кругов. Он вошел в жизнь многих губернаторов, о нем узнала страна, он поддерживается крупными технократами, крупными учеными. Он превращается в общепринятую альтернативу грозящей национальной катастрофе. И это колоссальное достижение тихого периода, когда думали, сверяли, спорили, создавали новый язык, вводили новые категории в обращение, мучительно вводили. Это было непросто.
Второе. С уходом Ельцина завершился романтический период нашего сопротивления, вершиной которого стало восстание 1993 года. Это был мир митингов, мир блестящих политических лидеров, ораторов, которые взлетали, как кометы, и гасли. Это был очень яркий и трагический период сопротивления. Но он завершился, и вместо него наступает другой период. Народно-патриотический союз России, который минувшей зимой провел свой съезд, создал свою программу, переформировал кадры, теперь тихо и без шума прорастает в регионы, в провинции, множа там свои новые ячейки. НПСР подготовлен для создания нового политического фона. Можно сказать, что мы построили современной марки автомобиль, вот он сошел с конвейера, блестит отделкой, у него широкие шины с хорошим протектором, емкий бак, у него сверкают стекла, красуется эмблема НПСР… Но в бак еще не залили горючее, шины ни разу не коснулись дороги, и нам предстоит еще этот автомобиль испытать — способен ли он преодолеть политическое бездорожье России, или он пригоден только для широких столичных автострад? Станет ли он действительно народным автомобилем, или останется выставочной моделью? Надеюсь, что новый НПСР — это реальная политическая машина. Вот эти две вещи мы сделали, но их явно недостаточно.
В.Ч. Да, прошедшая внутренняя организационная и идеологическая реструктуризация многого стоит. И проходила она, конечно, не за чаями и отнюдь не в период политического затишья. Началось все гораздо раньше. Началось все с боев за Госдуму, за президентство. Именно тогда, еще в 1999 году, были созданы первые наработки нынешней экономической программы. Потом мы пришли и к VII партийному съезду, где была проведена серьезная инвентаризация всего идеологического инструментария. Это было совершенно необходимо. Без этого в новом времени шагу ступить нельзя.
Я скажу, какие у меня переживания. Вот сейчас мы явились свидетелями неожиданной и оглушительной победы молдавских коммунистов. Я слежу день за днем, как они приступают к государственным штурвалам, как там выбирают спикера, как выбирают президента, стремлюсь расслышать и понять каждое оброненное слово, заранее увидеть, как намерены распутывать самые сложные узлы: с экономикой, с Приднестровьем, с русским языком, с союзом славянских государств… Такая повышенная чувствительность оттого, что я не знаю, насколько готова компартия Молдавии к государственному творчеству в новом веке. Ведь она получила от народа очень серьезный мандат доверия. Это вопрос, так сказать, жизни и смерти коммунистической идеи на молдавской земле, и не только там, если не будет мандат реализован, если не будут шаги компартии созвучны тем надеждам, которые у народа уже стучат в висках.
Так вот, то, что российская левая оппозиция имеет сейчас очень основательную разработку государственного управления, это очень ценно... Складывается и свой "теневой кабинет". Мы с тобой на газетных полосах кое-что апробировали и получили самую добрую реакцию — не только от читателей, но и от тех, кто нашу позицию не разделяет и предпочел бы вовсе не читать наши газеты. У нас просто выведывают информацию о "портфелях" и персоналиях. Высказываются всякие догадки и в прессе, и на телевидении, и в Интернете.
Сейчас, попросту говоря, левая оппозиция может выложить на стол свои карты, и людям будет очень легко судить, чего ждать от патриотов и коммунистов,— здесь нет ничего загадочного. Больше того, думаю, это все лежит и на столах у наших властей и на столе у президента. Наши программные разработки получили поддержку некоторых региональных лидеров. Осталось в памяти заседание Госсовета, на котором выступал Ишаев со своим докладом — он во многом базировался на экономической программе оппозиции. Но президент в своем послании даже не рискнул коснуться этого: ни в полемическом, ни в каком другом плане…
А.П. Нельзя обойти и те упущения, которые есть в нашей работе и в работе нашего оппозиционного штаба. Эти упущения мне кажутся драматическими еще и потому, что говорено о них не раз, острота их осознается, но ничего не делается для того, чтобы их преодолеть. К этим упущениям я бы отнес, прежде всего, три момента — конечно, их гораздо больше, но эти три видятся мне основными.
Первое. По-прежнему в абсолютно неудовлетворительном положении находятся оппозиционные средства массовой информации. Это игнорирование, пренебрежение, непонимание роли СМИ в современной политической борьбе просто удручает. Сегодня НТВ как СМИ не просто страну — весь мир на уши поставило. Под НТВ американцы канонерки могут прислать в Черное или Балтийское море — вот что такое СМИ сегодня. У оппозиции их так мало: несколько газет, включая две наши, крохотная радиостанция, издательство, и они берут на себя весь тяжкий груз сопротивления этим тотальным пропагандистским машинам буржуазии. Иной раз под вечер без сознания от усталости валишься, словно только что из рукопашного боя вышел. Затаскиваешь свою газету "в ремонт" каждый вечер, как танки под Сталинградом: изломанную, искореженную, с пробитой броней, с заклиненными башнями — и за ночь наши работяги, тоже падающие без сил от недосыпа и голода, восстанавливают их, чинят, варят металл — и наутро снова в бой. А наши товарищи по патриотическому союзу словно не замечают этого. Им кажется, что эти танки так и будут воевать. Что топливо для них найдется само собой, что у них — вечный двигатель, что броня сама собой заваривается, что экипаж машины боевой — бессмертен, и никуда не денется, что три танкиста: Титов, Чикин и Проханов — будут оставаться на своих местах. Это какое-то необъяснимое отношение, непонимание законов, по которым живет общество, и непонимание основ политической борьбы. Ну пригляделись бы к противнику, уяснили, как все делается по ту сторону баррикад. По-прежнему мы фактически брошены нашими товарищами на произвол судьбы. Они успешно работают в Думе, регулярно посещают Страсбургский форум, респектабельны, улыбчивы и выглядят беззаботно. И если мы вдруг завтра исчезнем — не выдержит сердце или что-нибудь еще случится, то политически газета умрет. Это заметят люди, но, кажется, отряд не заметит потери бойца…
Второе. Мы все время говорим о молодежи. Да, мол, вливание молодежи происходит и в ряды партии, и в молодежные организации, принято семьсот, восемьсот, тысячи, идет омоложение… Но если это так, почему этого не видно. Где оппозиционная молодежная газета, например? Присутствие молодежи в политике, любой : латиноамериканской, европейской, российской,— проявляется на абсолютно ином энергетическом уровне. Радикализм, порыв, экспромт, непокорность — вот что свойственно молодежи в политике. Молодежный стиль борьбы, молодежный дизайн, молодежный политический театр, когда митинги превращаются в действо — мы это видим по всему миру. Мы видим, как молодежь палестинской интифады сжигает эти гробы, американские флаги, скандируя лозунги, входит в этот общенациональный транс, призывая своих молодых товарищей на жертвенность, на подвиг, на поступки. У нас молодежь видна в России в очень небольших политических группах. Она видна у лимоновцев, например, у этих красных бомбистов, которые взрывали царские статуи. Портят материал, так сказать, и идут за это как мученики в тюрьму с высоко поднятой головой. С одной стороны, восхищаешься ими, а с другой — разочарование: стоило ли годы коптиться в тюрьме за то, что ты рванул кусок камня или глины?.. Повторю, я не чувствую прихода молодежи к нам. Либо ей не дают самостоятельных каналов действия, и она уходит. Либо это какая-то особенная молодежь, сделанная из чиновного папье-маше. Это второй очень важный фактор.
Наконец, третий фактор — я хочу сказать о стиле борьбы, о том, что называется "политическим дизайном". Это понятие очень широкое, его одним словом не определишь. Сюда входит и то, как политик одевается, какие у него жесты, какая лексика, как он оформляет свое появление на людях, как он садится в автомобиль, и в какой автомобиль он садится. Как проходят политические торжества и митинги, какие рядом с ним ораторы, сколько этих ораторов — и во многом, многом другом. Это либо сужает возможности оппозиционных лидеров, оставляя их в русле уже не востребованного традиционализма, архаического, отжившего, неработающего. К которому народ, с одной стороны, может быть, и предрасположен — проверенная, мол, форма бытия, знак благополучия комфортных советских времен. Но с другой стороны, народ настолько устал, замучен, загнан, а одновременно — настолько взбешен и взвинчен всей свалившейся на него кашей из информации, роста цен, безработицы и так далее, что, возможно, нужны другие формы подачи нашей деятельности, совершенно другой, асимметричный подход. Нужен крупный политический поступок, политический подвиг, если угодно. Сценически политические схватки сродни военным. Вот, например, поднимаются в атаку морские пехотинцы. Они идут на смерть, но держат знамя, показывая тем самым, что даже смерть презирают во имя победы. И это потрясает врага, деморализует его. Или когда приговоренные к расстрелу поют свои гимны. У нас пока нет этих знаковых действий, нет своей мифологии для серьезной, глубинной политической процедуры…
Повторю еще раз, недостатков у нас много, однако, на мой взгляд, эти три: патриотические средства массовой информации, молодежный компонент нашего движения и политический театр,— требуют безотлагательного разрешения.
В.Ч. На чиновный взгляд все это кажется, наверное, излишеством, но, право, без этого и всегда, и особенно сегодня, нет развития. Для нового динамизма нужно, чтобы в народную борьбу были втянуты люди с творческим началом. А у нас медленно расширяется круг людей культуры, которых мы вовлекаем в движение сопротивления.
Я исключительно ценю всех наших друзей: артистов, художников, писателей, певцов,— которые с нами вот уже десять лет. Они принесли в жертву борьбе свою музу, свою судьбу, карьера у них пошла прахом. И мы должны низко поклониться всем народом в пояс этим людям и ставить их всегда на пьедестал, но мы должны постоянно расширять круг творческой интеллигенции, которая, может быть, не решилась в первые годы реформ обозначить себя. Сейчас, когда соприкасаешься с творцами, зачастую слышишь: "Почему мы забыты?" К сожалению, у нас контакты с этой частью общества, которая требует нестандартного подхода, еще очень традиционны. Мы можем пригласить на свое заседание, послать юбилейную телеграмму — это мизер, нужно их вовлекать в творчество политики. Тем более, что у нас в повестке дня горящие, как факел, вопросы: спасение национальной культуры, языковая экология, народное образование, общественная нравственность, которую топят в западных нечистотах… Не с кохами и йорданами, не с немцовыми и хакамадами идти в спасительный бой за народную духовность, а с патриотами, коммунистами.
Я не хочу, чтобы нашу критику воспринимали как-то секторально, будто речь идет о каких-то узких спецах. Ныне весь фронт борьбы смещен в идеологию. Наподобие Курской, возникла огненная идеологическая дуга с решающими последствиями по исходу битвы. Вы посмотрите: вроде бы энтэвэшные либералы воюют с кремлевскими реформаторами, а клеймят Советы, коммунизм, большевизм. В сюжете собственнической разборки устраивают новую репетицию антисоветизма, доводя до экстаза дибровых и шендеровичей… Наши идеологи не должны спать непробудным сном или устраиваться на энтэвэшном насесте, как омский секретарь Кравец. Поэтому я активно поддерживаю твою мысль о ресурсе новой идеологической энергетики, о необходимости преобразовать всю нашу систему средств массовой информации.
А.П. Я бы заключил эту беседу таким суждением. Наш призыв идти к народу и поднять его на сопротивление против покушения на нашу Родину, окончательного расхищения ее богатств и духовного растления — это целый идеологический проект. Он не может ограничиваться выступлениями в клубах и домах культуры или печатанием наших статей. Я думаю, что это движение будет происходить в рамках Народно-патриотического союза. Его истоки понятны, они основаны на той общенациональной тревоге, которая присутствует в народе и которая на социальном уровне может действительно проявляться как борьба с убийственными тарифами на электричество, с квартплатой, с отсутствием необходимого медицинского обеспечения и так далее. Но на деле глубинно она связана с тем, что народ начинает понимать: ему создали такую экономику, такое общество и такое государство, где все, что народ ни сделает своими талантливыми руками, талантливым умом, талантливым духом — все это немедленно выхватывается у него из-под рук и уносится...
В.Ч. Вместе с головами.
А.П. Да, вместе с головами. То есть происходит постоянное вычерпывание всей России, вывоз России из России, экспорт непрерывный всего бесценного и невосполнимого из наших пределов туда, на Запад. И за это конкретные люди получают конкретные деньги, которые оседают в других цивилизациях. Это ощущение постоянного высасывания, ощущение огромной пиявки, которая присосалась к нашей Родине и высасывает все соки из отдельной маленькой семьи, из каждого человека и общества в целом — это ощущение должно стать содержанием нашего нового движения, нового слова. Мы должны обратиться ко всем: и к бизнесмену, и к безработному, и к ученому, у которого из-под рук вырвали станцию "Мир" и утопили где-то около островов Фиджи. Вот этому движению в рамках нашего Народно-патриотического союза, мне кажется, должны быть найдены свои особые формы, оно должно быть сформулировано в народном языке, в народном ощущении, и если это предложить народу, то он найдет ему свое имя. И у этого движения должна быть своя трибуна в каждом городе. Мне видятся постоянные встречи и митинги на Краснопресненской набережной в Москве, где стоят поминальные знаки восставшим 1993 года. Туда мы должны приходить, там должны появляться наши лидеры, наши поэты, наши идеологи. Я очень хочу, чтобы театр Губенко тоже стал такой трибуной — хотя бы один день в две недели отводился этому форуму, этим творческим вечерам. Постепенно народ будет включен в это движение, народ сотворит это движение. Если направление движения правильно выбрано, если оно нащупывает коренные народные тревоги и беды, оно может стать наполнением этого нашего политического выхода из думских кабинетов в народ.