1. КОСМИЗМ ДУХОВНОСТИ. ЛЕРМОНТОВСКИЕ ФРЕСКИ
Валерий Брюсов
К портрету М.Ю. Лермонтова
Казался ты и сумрачным и властным,
Безумной вспышкой непреклонных сил;
Но ты мечтал об ангельски-прекрасном,
Ты демонски-мятежное любил!
Ты никогда не мог быть безучастным,
От гимнов ты к проклятиям спешил,
И в жизни верил всем мечтам напрасным:
Ответа ждал от женщин и могил!
Но не было ответа. И угрюмо
Ты затаил, о чём томилась дума,
И вышел к нам с усмешкой на устах.
И мы тебя, поэт, не разгадали,
Не поняли младенческой печали
В твоих как будто кованых стихах!
****************************************
Ярослав Смеляков
О, этот Лермонтов опальный,
Сын нашей собственной земли,
Чьи строки, как удар кинжальный,
Под сердце самое вошли,
Он, этот Лермонтов могучий,
Сосредоточась, добр и зол,
Как бы светящаяся туча,
По небу русскому прошёл.
ЛЕРМОНТОВ: УНИВЕРСИТЕТЫ ПРЕКРАСНОГО
А
А л е к с е е в с к и й монастырь. В «Панораме Москвы» Михаил Лермонтов
направляет внимание своего читателя-собеседника на ещё одну столичную достопамятность: «…Далее моста (имеется в виду Каменный мост – В.Ш.), по правую сторону реки, отделяются на небосклоне зубчатые силуэты Алексеевского монастыря…».
А р б а т… Арбат Лермонтовский…
В 1994 году в сквере на Новом Арбате открыт памятник великому сыну земли Русской.
Авторы замечательного монумента – скульптор Александр Бурганов и архитекторы
М. Посохин и З. Харитонова. Недалеко от станции метро «Арбатская» (Малая Молчановка, 2) – Дом-музей М.Ю. Лермонтова. Лермонтовская площадь ( бывшая площадь Красных ворот). Высотное здание «поглотило» место, где стоял дом, в котором в ночь со 2 на 3 октября 1814 года родился Михаил Юрьевич Лермонтов. Об этом напоминает надпись на мемориальной доске.
А р с е н ь е в ы
Старинный дворянский род, имевший владения в Тульской, Орловской, Пензенской и других губерниях. Архивы Тулы, Орла, Тамбова, Пензы, Москвы, Петербурга хранят документы «истории дворянского рода», «ревизские сказки», «исповендальные ведомости», «заемные письма», «сопричисления детей», купчие, метрические книги, описания усадеб, свидетельства о рождениях, завещания, воспоминания, позволяющие уточнить или обнаружить вновь биографические данные, ведущие к материнской и отцовской линиям великого поэта.
А р с е н ь е в а - Л е р м о н т о в а Мария Михайловна, мать поэта
« Житие ей было 21 год 11 месяцев 7 дней» - надпись на могильной плите Марии Михайловны Лермонтовой (Арсеньевой), скончавшейся 24 февраля 1817 года… - «Как ранний плод, лишенный сока, Она увяла в бурях рока Под знойным солнцем бытия…».
Обладавшая глубокой, поэтической, нежной натурой, мать Лермонтова много читала, знала иностранные языки, играла на фортепьяно, хорошо пела. В домашнем арсеньевском театре играли сцены из Шекспира. Дошли до нас семейные альбомы Лермонтовых-Арсеньевых. Стихотворные записи, сделанные рукой Марии Михайловны и Юрия Петровича… Один из альбомов предположительно принадлежал Е.П. Лермонтовой – сестре Юрия Петровича. Рукой Марии Михайловны записано: « Кто сердцу может быть милее, Бесценный друг, тебя? Без воздуха могу скорее Прожить, чем без тебя! Всю радость жизни, утешенье Имею от тебя, С тобой повсюду наслажденье, И мрачность без тебя». Прозрачно угадывается «скрытый» адресат послания Марии Михайловны. Юрий Петрович как бы вступает в диалог: «Я не скажу тебе л ю б л ю, Всеобщей моде подражая: Как часто говорят л ю б л ю, Совсем о том не помышляя. И слово ли одно л ю б л ю В себе всю нежность заключает, Нет, мало говорить л ю б л ю, Коль сердце то ж не повторяет. Кто часто говорит л ю б л ю, Тот редко и любить умеет. Иной не вымолвит л ю б л ю, Храня молчанье осторожно, Но верно так тебя л ю б л ю, Как только мне любить возможно».
… С материнской песней у колыбели, с первыми впечатлениями о прекрасном связано лермонтовское: « Моя душа, я помню, с детских лет Чудесного искала»…
А р с е н ь е в Михаил Васильевич
Дедушка великого поэта, елецкий дворянин, позднее стал предводителем дворянства Чембарского уезда Пензенской губернии. Жена его Елизавета Алексеевна – из известного в России аристократического рода Столыпиных. Личность М.В. Арсеньева окутана тайнами и загадками. Трагическая новогодняя ночь 1810 года послужила причиной запрета на всё, что было связано с самоубийством хозяина Никольского-Яковлева (так назывались некогда Тарханы).
Сложные, психологически напряженные отношения Михаила Васильевича и Елизаветы Алексеевны, Юрия Петровича и Марии Михайловны (дедушки и бабушки, отца и матери), конечно, были известны М.Ю. Лермонтову из рассказов близких людей. В натуре же Михаила Юрьевича некоторые свойства характера деда и отца, кстати сказать, своеобразно преломились, наследовались. «Весь в Михайлу Васильевича…» - с тревогой говаривала хозяйка Тархан, наблюдая склад натуры любимого внука.
А р с е н ь е в а - С т о л ы п и н а Елизавета Алексеевна (1773 – 1845).
Дочь А.Е. Столыпина, сестра Аркадия Алексеевича Столыпина и Дмитрия Алексеевича
Столыпина. С 1794 года – жена М.В. Арсеньева
В письме П.А. Крюковой Елизавета Алексеевна признаётся: «…он один свет очей моих, всё мое блаженство».
Четыре лета (1829 – 1832) бабушка с внуком провели в С е р ед н и к о в о.
«Не могу вам выразить, как огорчил меня отъезд бабушки. Перспектива остаться в первый раз в жизни совершенно одному – меня пугает» (из письма А.М. Верещагиной).
Б а й р о н
Уроженец Москвы проявлял большой интерес к гениальному поэту Англии (« Я молод; но кипят на сердце звуки, И Байрона достигнуть я б хотел »). Михаил Лермонтов чувствовал своё духовно-эстетическое, философско-психологическое «сродство душ»
(« У нас одна душа, одни и те же муки, - О, если б одинаков был удел!..»).
Звездные вершины мировой поэзии… «Сближение» и «отталкивание» во Вселенной
равновеликих, но совсем-совсем «р а з н ы х» поэтических «галактик»... – « Нет, я не Байрон , я другой, Еще неведомый избранник, Как он, гонимый миром странник, Но только с русскою душой. Я раньше начал, кончу ране, Мой ум не много совершит; В
моей душе, как в океане, Надежд разбитых груз лежит. Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? Кто Толпе мои расскажет думы? Я - или Бог - или никто!».
Б л а ж е н н о г о В а с и л и я храм.
Одна из эмоционально-психологических кульминаций «Лермонтовского маршрута» - величественный храм Василия Блаженного на Красной площади. В «Панораме Москвы»
автор живописует «…бесчисленные куполы церкви Василия Блаженного, семидесяти приделам которой дивятся все иностранцы и которую ни один русский не потрудился еще описать подробно». «Экскурсовод» -культуролог ведёт захватывающий «репортаж», как бы предлагая поклонникам отечественной истории не только сиюминутно лицезреть шедевр русского зодчества, но и «погрузиться» в глубины всемирной истории. По словам «экскурсовода» церковь сия, « как древний Вавилонский столп , состоит из нескольких уступов, кои оканчиваются огромной, зубчатой, радужного цвета главой… …кругом не рассеяно по всем уступам ярусов множество второклассных глав, совершенно не похожих одна на другую; они рассыпаны по всему зданию без симметрии, без порядка, как отрасли старого дерева, пресмыкающиеся по обнаженным корням его». Паломник-путешественник ХХ1 столетия (начала третьего тысячелетия), увлеченный поэтическим
лермонтовским повествованием, как бы слышит величественный гул тысячелетий, словно бы слышит не затерявшееся в столетиях эхо вопиющих у «древнего Вавилонского столпа». Храм Василия Блаженного – свидетель событий трагедийно-судьбоносных… Вот он возвышается перед нами… Вот он – в живописно-содержательном комментарии автора «Панорамы Москвы»: «Витые тяжелые колонны поддерживают железные кровли, повисшие над дверями и наружными галереями, из коих выглядывают маленькие темные окна, как зрачки стоглазого чудовища. Тысячи затейливых иероглифических изображений рисуются вокруг этих окон; изредка тусклая лампада светится сквозь стекла их, загороженные решетками, как блещет ночью мирный светляк сквозь плющ, обвивающий полуразвалившуюся башню. Каждый придел раскрашен снаружи особенною краской, как будто они не были выстроены все в одно время, как будто каждый владетель Москвы в продолжение многих лет прибавлял по одному, в честь своего ангела». Это «великолепное, угрюмое здание» обладает таинственно-мифологической энергетикой…-
«Весьма немногие жители Москвы решались обойти все приделы сего храма. Его мрачная наружность наводит на душу какое-то уныние; кажется, видишь перед собою самого Иоанна Грозного – но таковым, каков он был в последние годы своей жизни!».
Б е л и н с к и й Виссарион Григорьевич
«Московская Лермонтовиана» не мыслима без тематически-проблемного «уклона», связанного со взаимоотношениями Михаила Лермонтова и «неистового Виссариона».
«Землячество» по Чембару, Тарханам и Пензе… Сложные личные взаимоотношения…
Н.М. Сатину (1814 - 1873), другу А.И. Герцена и Н.П. Огарёва, принадлежат интересные мемуарные свидетельства, относящиеся к событиям в Пятигорске «…С Лермонтовым мы встретились, как старые товарищи. Мы были с ним вместе в Московском Университетском пансионе». Н.М. Сатин сообщает о первой встрече Лермонтова и Белинского (она произошла на его квартире): «…Сошлись и разошлись они тогда вовсе
не симпатично. Белинский, впоследствии столь высоко ценивший Лермонтова, не раз подсмеивался над собой, говоря, что он тогда н е р а с к у с и л Лермонтова».
Белинский вскоре заговорит о «дьявольском таланте» восходящего гения; он скажет, что создания Лермонтова напоминают создания великих поэтов». В «Московском Наблюдателе» Белинский в 1838 году скажет о восхитившем его «прекрасном стихотворении» - «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». В «Московском Наблюдателе» за 1839 год Белинский необычайно высоко оценивает лермонтовскую «Бэлу», лермонтовские лирические шедевры («Дума», «Ветка Палестины», «Поэт», «Не верь себе»).
Москва лермонтовская… Москва белинская… Эти два философско-художественных,
нравственно-духовных «континента» обладают притягательностью, энергетикой прекрасного, разумного, общечеловеческого. – «Явился Лермонтов, и первым своим опытом заставил всех смотреть на его талант с изумленным ожиданием чего-то великого. Много ли успел написать он в течение своего краткого (четырехлетнего) литературного
поприща?.. – размышлял Белинский: - а между тем нужен был только один смелый голос, чтоб за Лермонтовым, с первых же опытов его, утвердить имя великого, гениального поэта».
«Б о р о д и н о» сражается…
В Инетернете (просветительский проект «Энциклопедия Подмосковья» проф. В.В. Шахова) размещен сайт: «Бородино», «Война и мир» сражаются». В книге В.В. Шахова
«Истоки и горизонты: сочинение о Великой Победе» - художественно-документальный раздел: «Кропотово и Бородино: тревожные всполохи военного лихолетья».
В 1943 году крупный мастер русской прозы Всеволод Иванов написал повесть «На Бородинском поле», где своеобразно высвечена «лермонтовская тема». Герой повести Марк Карьин рос в обстановке уважительного отношения к прошлому, наследию веков: «Красота – древние слова, розовые птицы, печально-радостный узор, пение, золотое, гладкое, легкое. На всю жизнь запомнился звучный колокольный голос отца, читающего древние сказания». На Бородинском поле особенно остро и осязаемо чувствуется перекличка времен. Некогда было оно бранным славным полем, а сейчас это поле с только что сжатой нивой: видимо, недавно поработал здесь комбайн. И вот на священное поле вновь пришла битва. Как в былые героические дни, встали сыны России на защиту заветных рубежей. Бородинское поле вновь принимает на себя у4дар вражеского нашествия: «И опять безмолвие, пристальное безмолвие, наблюдающее за силой и движением врагов, необозримые ряды которых теснятся на древнем русском поле». -«Страшна ты, история русская…» - говорит один из героев повести, имея в виду кровавые сражения минувших столетий. Русский народ гордо и мужественно встречал врага, и теперь недругу уготован достойный отпор: «Деды стояли день. Мы стоим четвертый и еще четыре простоит, не заметив, не дрогнув, не возроптав».
Б у н и н Иван Алексеевич
« Как связать с этой Кропотовкой всё то,
что такое Лермонтов?»…
В книге четвёртой «Жизни Арсеньева» (глава У111) своеобразно высвечена «лермонтовская тема». Автобиографический герой-повествователь «много времени проводил на деревне, по избам, много охотился». Охотился с братом Николаем, или же один. Борзых у них уже не было, оставалась только пара гончих. «Большими охотами», еще кое-0где уцелевшими, травили волков, лисиц в отъезжих полях. Арсеньев же с Николаем были рады и русаку, главная прелесть была в другом – в скитаниях по осенним полям, на осеннем воздухе. Бунинское захватывающее повествование: «Так скитался я однажды, в конце ноября, под Ефремовом . Рано утром позавтракали в людской горячими картошками, перекинул ружье за плечи, сел на старого рабочего мерина, кликнул собак и поехал. У брата веяли, я поехал один. Выдался необыкновенный теплый, солнечный день, но в полях было грустно, а в смысле охоты совсем безнадежно: грустно потому, что уж слишком тихо и голо было всюду и во всем было то последнее, бедное, смиренное, что бывает только самой поздней осенью, а безнадежно по причине недавних дождей: было так грязно и вязко, - и не только по дорогам, а и на зеленях, на взметах и жнивьях, - что и мне и собакам приходилось пробираться все межами и гранями. Я вскоре и думать перестал об охоте, а за мной и собаками – бежали себе впереди, отлично понимая невозможность гона по такому полю, если бы даже и было что гнать, и несколько оживляясь лишь тогда, когда мы попадали в какой-нибудь голый перелесок, где крепко и сыро пахло прелым листом, или проходили по рыжим дубовым кустарникам, по какому-нибудь логу, бугру. Но ничего не было и тут: всюду пустота, молчание… по-осеннему низко, плоско и четко лежали светлые окрестности, - все эти клетчатые от жнивий, зеленей и пашен перевалы полей, рыжие шкуры кустарников, сизо-сереющие кое-где вдали березовые и осиновые острова».
Пейзажная экспозиция главы восьмой бунинской «Жизни Арсеньева» как бы «готовит»
Восприятие читателя к событию существенному, знаменательному: «И от Лобанова я повернул наконец назад. Проехал Шипово, потом выехал в ту самую Кропотовку…».
Л о б а н о в о, Ш и п о в о и,наконец, К р о п о т о в к а… «…въехал в т у с а м у ю
Кропотовку, где было родовое имение Лермонтовых…»
…Забытый дом Лермонтовых. Забытое, оскудевающее, зарастающее травой забвения. Судьба поэта. Судьба земледельческого народа. Острое, до боли близкое и такое далёкое-далёкое… Арсеньев-Бунин в ретроспективе-воспоминании сближает судьбу Лермонтова со своей судьбой: «Вот бедная колыбель его, наша общая с ним, вот его начальные дни, младенческая душа, «желанием чудным полна»… Арсеньев-Бунин «вплетает» в контекст образы-нити из лермонтовского «Ангела» («По небу полуночи ангел летел, И тихую песню он пел… И звук его песни в душе молодой Остался – без слов, но живой»).
Арсеньев-Бунин, обращаясь к лермонтовской кропотовской «колыбели», напоминает себе и читателю-другу: «…и первые стихи, столь же, как и мои, беспомощные…». Арсеньева-Бунина волнует тайна лермонтовского гения, стремительно-бурное проявление незаурядных творческих сил: «А потом что? А потом вдруг «Демон», «Мцыри», «Тамань», «Дубовый листок оторвался от ветки родимой…». Как связать с этой Кроптовкой все то, что есть Лермонтов? Я подумал: что такое Лермонтов? – и увидел сперва два тома его сочинений, увидел его портрет, странное молодое лицо с неподвижными темными глазами, потом стал видеть стихотворение за стихотворением и не только внешнюю форму их, но и картины, с ними связанные, то есть то, что казалось мне земными днями Лермонтова: снежную вершину Казбека, Дарьяльское ущелье, ту, неведомую мне, светлую долину Грузии, где, шумят, «обнявшись, точно две сестры, струи Арагвы и Куры», облачную ночь и хижину в Тамани, дымную морскую синеву, в которой чуть белеет вдали парус, молодую ярко-зеленую чинару у какого-то уже совсем сказочного Черного моря…».
В а л у е в о -
одна из достопамятностей, «жемчужин туризма» Большой Москвы. Эмилии Карловне Мусиной-Пушкиной, одной из хозяек этого «дворянского гнезда», Михаил Юрьевич Лермонтов посвятил мадригал: « Графиня Эмилия – Белее, чем лилия. Стройнее её талии На свете не встретится. И небо Италии В глазах её светится. Но сердце Эмилии Подобно Бастилии». Выполненные крупнейшими мастерами живописи портреты Мусиной-Пушкиной передают её обаяние и красоту. Её современница (известная А.О. Смирнова-Россет) так характеризовала свою знакомку: «Она была очень умна и непритворно добра, как Аврора. Она имела белокурые волосы, синие глаза и чёрные брови…». Её поклонником был Александр Пушкин; в неё был тайно влюблён Пётр Вяземский; романтическое чувство к белокурой чаровнице пылало в сердце влюбчивого Михаила Лермонтова. Близкий к ним, В. Соллогуб сообщает сентиментальные подробности несостоявшегося романа: пылкий юноша «следовал за нею всюду, как тень», но взаимности автор «Героя нашего времени» не имел.
В Валуевском домашнем театре (как и в домашних театрах Воронова, Остафьева, Троицкого) играли сцены из драматических сочинений М.Ю. Лермонтова.
В а с и л ь е в к а (В а с и л ь е в с к о е)
Новые библиографические разыскания, анализ архивных документов позволяют прочитать малоизвестные страницы Лермонтовианы. В «Липецком энциклопедическом словаре» опубликовано эссе «ВАСИЛЬЕВСКОЕ в жизни Арсеньевых и Лермонтовых».
Родовое имение А р с е н ь е в ы х – родственников великого поэта по материнской линии расположено в 35 верстах от Кропотова. Владел имением дедушка поэта М.В. Арсеньев с братьями – Александром, Григорием, Николаем, Никитой и сёстрами Варварой, Дарьей, Марией. Как полагает известный лермонтовед Висковатый, именно в Васильевке состоялась встреча родителей поэта – Юрия Петровича Лермонтова и Марии Михайловны Арсеньевой. Краевед В. Елисеев в «Липецкой энциклопедии» сообщает некоторые детали. После трагической кончины М.В. Арсеньева его имущественная доля перешла по наследству к Марии Михайловне. Дворовые люди (8 семейств – 16 ревизских душ) были переведены в Тарханы; среди них впоследствии – преданный слуга поэта – А. И. С о к о л о в. По-видимому, М.Ю. Лермонтов посетил Васильевку в 1827 году, когда в первый раз приезжал в Кропотово . Впоследствии поэт поддерживал тесные отношения со многими Арсеньевыми. Например, Григорий Васильевич Арсеньев был его доверенным лицом при разделе кропотовского имения. Григорий Васильевич присутствовал на похоронах матери Лермонтова. Дочь его Елизавета Григорьевна – последняя владелица Васильевского.
Крупный знаток Лермонтовианы П.А. Вырыпаев в книге «Лермонтов. Новые материалы к биографии» отмечает, что выходцы из семей Вертюкова, Летаренкова, Шерабаева преданно служили Михаилу Юрьевичу. Из семьи Вертюковых Лермонтов взял с собой на Кавказ (ссылка в Тенгинский пехотный полк в 1840 году) Ивана, Николаева сына. 21-летний васильевец был конюхом и кучером; он же привез тело господина с дуэли, присутствовал на его похоронах 17 июля 1841 года. Когда Елизавете Алексеевне удалось получить разрешение, Иван Вертюков с дядькой поэта Андреем Ивановичем Соколовым (тоже из васильевских) и Иваном Абрамовичем Соколовым 25 дней везли в Тарханы гроб с останками погибшего, где и погребли его 23 апреля 1842 года в часовне рядом с могилой матери и деда. Впечатления от Васильевского, Кропотова отразились в рисунках, лирике, драматургии М.Ю. Лермонтова.
В о р о б ь е в ы г о р ы. В «Панораме Москвы» Михаил Лермонтов представляет читателю-собеседнику ещё одну достопамятность, достопримечательность столицы: «…А там, за ним (Донским монастырем – В.Ш.), одеты голубым туманом, восходящим от студеных волн реки, начинаются Воробьевы горы, увенчанные густыми рощами, которые с крутых вершин глядятся в реку, извивающуюся у их подошвы подобно змее, покрытой серебристой чешуей».
В о р о н о в о
К одной из хозяек этого «дворянского гнезда» обращены лермонтовские строфы: « Я верю: под одной звездою Мы с вами были рождены; Мы шли дорогою одною, Нас обманули те же сны. Но что ж! – от цели благородной Оторван бурею страстей, Я позабыл в борьбе бесплодной Преданья юности моей. Предвидя вечную разлуку, Боюсь я сердцу волю дать; Боюсь предательскому звуку Мечту напрасную вверять». Евдокия Ростопчина (урожденная Сушкова) в Воронове и Москве пополняла домашние библиотеки изданиями сочинений Лермонтова. Конечно же, не раз открывала она заветный томик с лермонтовским посланием: «…Так две волны несутся дружно Случайной, вольною четой В пустыне моря голубой: Их гонит вместе ветер южный; Но их разрознит где-нибудь Утёса каменная грудь… И, полны холодом привычным, Они несут брегам различным, Без сожаленья и Любви, Свой ропот сладостный и томный, Свой бурный шум, свой блеск заемный И ласки вечные свои». См.: Р о с т о п ч и н а.
Д е т с к а я л ю б о в ь Миши Лермонтова
«…(Напоминание о том, что было в ефремовской деревне в 1827 году – где я во второй раз полюбил 12 лет – и поныне люблю)…» - помета из лермонтовской рукописи – к стихотворению «К гению».
Можно составить целую библиотечку книг и публикаций о детских годах М.Ю. Лермонтова, «тарханской поре» юного гения, «столыпинском» его окружении, поездках (1820, 1825) на Кавказ. «Лермонтовская энциклопедия» как бы аккумулировала столь противоречивую, чреватую психологическими изломами, информацию: о его матери, отце, бабушке, родных, близких, соседях, товарищам по детским забавам.
Но главный, родниково-корневой, самый интимно-достоверный источник явления Гения, замечательного человека, выдающейся творческой индивидуальности – его собственные сочинения, автобиографические исповеди, философско-психологические признания…
Д о н с к о й монастырь. В «Панораме Москвы» Михаил Лермонтов говорит о Донском монастыре и его окрестностях: «…отделяются на небосклоне зубчатые силуэты Алексеевского монастыря; по левую, на равнине между кровлями купеческих домов, блещут верхи ДОНСКОГО МОНАСТЫРЯ… А там, за ним, одеты голубым туманом, восходящим от студеных волн реки, начинаются Воробьевы горы…».
Е ф р е м о в
Новые архивные и библиографические разыскания позволяют выявить ещё один «лермонтовский маршрут» - в московско-тульский Е Ф Р Е М О В. Напомним о свидетельстве самого поэта («(Напоминание о том, что было в ефремовской деревне в 1827 году…»). «Ефремовский маршрут» в биографии Лермонтова связан с Сабуровыми.
Отцовская КРОПОТОВКА, относившаяся тогда к Ефремовскому уезду, располагалась поблизости от Сабурова, где жили близкие для Лермонтова люди – Михаил Сабуров(сотоварищ по Пансиону и юнкерскому училищу) и, конечно же, СОФЬЯ САБУРОВА («напоминание о том, что было в ефремовской деревне в 1827 году – где я во второй раз полюбил 12 лет – и поныне люблю»).
В своей «Жизни Арсеньева» Иван Бунин запечатлеет эти «лермонтовские» ефремовские места.
… Михаил Лермонтов в Ефремове, Сабурове, Кропотовке… Художественно-психологическое отражение «прошедших, милых лет»…Сентиментально-классицистическая, возвышенно-романтическая традиция поклонения Прекрасной Даме, утонченный психологизм страдания-наслаждения от любовного порыва, наполняясь реалиями кропотовско-ефремовского приключения, одухотворяясь ранне-мальчишеской, родниково-наивной влюбленностью в совершенно «земную», «конкретную» очаровательную соседку Софьеньку Сабурову, вызвали к жизни пусть пока еще не совсем совершенные, но уже отмеченные печатью незаурядности, лермонтовские строфы и строки: « Ты ж, чистый житель тех неизмеримых стран, Где стелется эфир, как вечный океан, И совесть чистая с беспечностью драгою, Хранители души, останьтесь век со мною! И будет мне луны любезен томный свет, Как смутный памятник прошедших, милых лет!..».
Ж у к о в с к и й Василий Андреевич
У «контактов» Лермонтова и Жуковского – не только петербургские, но и московские
координаты и адреса. Лермонтов с живейшим интересом воспринимает всё, что относилось к пушкинскому «кругу», друзьям Пушкина. Жуковский подарил Лермонтову экземпляр своей «Ундины». В дневниковой записи Жуковского от 21 октября 1837 года (он в это время путешествовал по России с наследником) говорится, что тот хлопотал перед Бенкендорфом и Николаем 1 о смягчении участи Лермонтова (тем самым способствуя возвращению его из ссылки). Из лермонтовского письма: «…Я был у Жуковского и отнес ему, по его просьбе, «Тамбовскую казначейшу»; он повез ее Вяземскому, чтобы прочесть вместе; сие им очень понравилось – и сие будет напечатано
в ближайшем номере «Современника».
К р а с н ы е В о р о т а ( Лермонтовская площадь)
Мемориальная доска на высотном здании напоминает, что на этом месте располагался дом, где в ночь со 2-го на 3-тье октября 1814 года родился великий поэт Михаил Юрьевич Лермонтов. Лермонтовская площадь получила своё название в 1941 году
в ознаменование 100-летия со дня гибели гениального русского поэта. На площади возвышается замечательный памятник поэту (скульптор И.Д. Бродский, архитекторы Н.Н. Миловидов, А.В. Моргулис, Г.Е. Саевич). Пятиметровая бронзовая статуя. Цилиндрический постамент. Гранитная площадка. Декоративная решетка по мотивам лермонтовских жанров: мрачный Демон, смертельная схватка Мцыри с барсом. Стела –
с лермонтовским признанием из поэмы «Сашка»: «Москва, Москва… люблю тебя как сын, как русский, - сильно, пламенно и нежно!»
К р о п о т о в о (Л е р м о н т о в о)
Ныне деревня Становлянского района Лукояновского сельсовета Липецкой области. Основано в конце ХУ11 века елецким писцом С. Кропотовым. Назыкалось то Кропотовым, то Любашевкой – по реке Любашевке. В 1791-ом деревню приобрёл Пётр Юрьевич Лермонтов , дед великого поэта. Отец поэта Юрий Петрович Лермонтов после смерти жены Марии Михайловны с 1817 года жил в Кропотове. Его сын Михаил - у бабушки Е.А. Арсеньевой. Михаил Юрьевич побывал в Кропотове в 1827 году. Драматически сложные бытийные коллизии отразились в творчестве поэта («Ужасная судьба отца и сына Жить розно и в разлуке умереть… Но ты свершил свой подвиг, мой отец, Постигнут ты желанною кончиной; Дай бог, чтобы, как твой, спокоен был конец Того, кто был всех мук твоих причиной! Но ты простишь мне! Я ль виновен в том, Что люди угасить в душе моей хотели Огонь божественный, от самой колыбели Горевший в ней, оправданный творцом?..».
Иван Бунин в романе «Жизнь Арсеньева» передаст устами автобиографического героя-повествователя особое несказанно-трепетное и трогательное впечатление об одной из «встреч» с « той самой Кропотовкой, где было родовое имение Лермонтовых»: « Я сидел и, как всегда, когда попадал в Кропотовку, смотрел и думал: да ужели это правда, что вот в этом самом доме бывал в детстве Лермонтов, что почти всю жизнь прожил тут его родной отец?»
Дом Лермонтовых в Кропотове гитлеровцы во время своего четырехдневного хозяйничания уничтожили.
Л е в и т о в А л е к с а н д р И в а н о в и ч
(1835 – 1877)
Достопамятности Москвы и Подмосковья нашли своё самобытное отражение в «музыкальной» прозе А.И. Левитова, которого Максим Горький относил к «младшим богатырям русской литературы», «одним из лучших лириков в прозе».
Знаменитый критик А.М. Скабичевский свидетельствовал:»…в рукописях Левитова… страницы… с выдержками из русских поэтов, особенно приглянувшимися и поразившими Левитова, и на первом плане строки из Лермонтова: Глупец! Где посох твой дорожный? Возьми его, пускайся вдаль. Пойдёшь ли ты через пустыню Иль горпод пышный и большой, Не обожай ничью святыню, Нигде приют себе не строй…». Друг и первый биограф Левитова, народник Ф.Д. Нефедов, говоря о покойном писателе, отмечал, что Лермонтов был в числе «любимых писателей в области изящной словесности».
Левитовский автобиографический повествователь воспринимал Лермонтова с особым «разночинским уклоном» («А ведь какие силы были!.. Вот Лермонтов… Силища… Если бы с этим поэтическим-то чутьем, какое было у Лермонтова, да кабы он к этой бедноте подошел (а уж пробовал ведь!) – что бы он там открыл!..»). Лермонтов, по Левитову, - один из «открывателей путей» («Послышались голоса, созданные Богом не быть гласами вопиющих в пустыне… …гром уст Пушкина и Гоголя, Лермонтова и Белинского…»).
Александр Левитов и его сотоварищи – «народные заступники» с трепетом и тревогой внимали лермонтовскому «Предсказанию»: « Настанет год. России черный год, Когда царей корона упадет; Забудет чернь к ним прежнюю любовь; И пища многих будет смерть и кровь; Когда детей, когда невинных жен Низвергнутый не защитит закон; Когда чума от смрадных, мертвых тел Начнет бродить среди печальных сел, Чтобы платком из хижин вызывать, И станет глад сей бедный край терзать; И зарево окрасит волны рек: В тот день явится мощный человек, И ты его узнаешь – и поймешь, Зачем в руке его булатный нож: И горе для тебя! – твой плач, твой стон Ему тогда покажется смешон; И будет всё ужасно, мрачно в нем, Как плащ его с возвышенным челом».
«Мрачно-величавое уныние Лермонтова» ( вместе с «мучительной прелестью Пушкина», «великими тайнами гоголевского смеха») - у истоков творческой индивидуальности «предтечи Горького и Чехова» А.И. Левитова с его «Горем сёл, дорог и городов», «Московскими норами и трущобами», «Степными очерками».
Л е р м о н т о в Юрий Петрович, отец поэта
Письмо Юрия Петровича сыну от 28 января 1831 года. Письмо это – как бы завещание, исповедь уходящего из жизни человека; из него следует, что Юрий Петрович отнюдь не отказывался от сына, а вынужден был покинуть Тарханы, чтобы сохранить для сына состояние, «хотя и с самой чувствительнейшей для себя потерею». Юрий Петрович сожалеет о заблуждении Елизаветы Алексеевны, усматривавшей в зяте «своего врага», хотя, на самом деле, он «был готов любить ее всем сердцем как мать обожаемой женщины». – «Ты имеешь, любезнейший сын мой, доброе сердце, не ожесточай его даже и с самою несправедливостью и неблагодарностью людей, ибо с ожесточением ты сам впадаешь в презираемые тобою пороки. Верь, что истинная, нелицемерная любовь к Богу и ближнему есть единственное средство жить и умереть спокойно», - писал сыну Юрий Петрович.
Крупный лермонтовед Иван Павлович Щеблыкин прокомментировал возникавшие в среде литературоведов споры об «осложнениях» в молодой семье Лермонтовых: «Выходит, что никаких осложнений так и не было в семейных отношениях Лермонтовых?» - быть может, спросит наш читатель… Отчего же, были – если о них вести речь, но определены они не столько характерами супругов, сколько самим семейным несчастьем, то есть болезнью Марии Михайловны. И нужно ли с настойчивостью записных моралистов разбираться в этом? Не вернее ли предполагать, что, несмотря на неурядицы, возникшие ввиду неизлечимой болезни одного из супругов, они старались… сохранить атмосферу доброжелательности, духовной близости – по крайней мере близости по интересам к искусству, культуре, что и явилось колыбелью самых ранних детских впечатлений Лермонтова-поэта?».
Л е р м о н т о в с к а я площадь.
Площадь получила своё название в 1941 году, когда исполнилось 100 лет со дня гибели великого поэта. В сквере – памятник Лермонтову; открытие его состоялось в 1965 году
(скульптор И.Д. Бродский, архитекторы Н.Н. Миловидов, А.В. Моргулис, Г.Е. Саевич).
Бронзовая пятиметровая статуя на цилиндрическом постаменте. У входа на площадку – стела – с лермонтовским трогательно-вдохновенным признанием: «Москва, Москва… люблю тебя как сын, как русский, - сильно, пламенно и нежно ». Декоративные решетки «одухотворены» силуэтами - лермонтовскими персонажами: философско-сосредоточенный «дух изгнанья» Демон, стремительный Мцыри в смертельной схватке с горным барсом.
Л и п е ц к. Липецкий регион и Лермонтовиана.
Липецк – один из центров лермонтоведения; здесь проводились Лермонтовские Чтения, Лермонтовские Дни поэзии, Лермонтовские фестивали, различные памятно-просветительские торжества.
Липецкие регионоведы и краеведы исследовали и ввели в научный обиход много новых фактов, документов Лермонтовианы, имеющих отношение к вошедшим в Липецкую область «землям» Тульщины, Орловщины, Тамбовщины, Воронежской, Рязанской областей, территориям Подмосковья. Вышла в свет книга «И звезда с звездою говорит… М.Ю. Лермонтов и Липецкий край». Уникальные «лермонтовско-арсеньевские» материалы представлены в «Липецком энциклопедическом словаре», трёхтомной «Липецкой энциклопедии». В фундаментальном труде «Липецкая школа» обобщен
«липецкий метод», «липецкий опыт» в региональной Лермонтовиане. В учебниках и учебных пособиях В.В. Шахова и Б.М. Шальнева «Мир детства: родная культура», «Родная культура: мир детства и отрочества», а также в их художественно-документальной дилогии «Родное и близкое» раскрываются, комментируются
«липецкие тропы к Лермонтову».
В школах Липецка и Липецкой области (Елец, Усмань, Раненбург-Чаплыгин, Грязи, Данков, Становлянка, Задонск) неизменный интерес вызывает подвижническо-просветительская деятельность Лермонтовского Клуба «П А Р У С».
Л о п у х и н ы
Биографы-лермонтоведы воссоздали малоизвестные страницы из московского быта и бытия Лопуховых, занимавших (рядом с Поварской, на углу Большой Молчановки и Серебряного переулка) усадьбу с разросшимся садом. Александр Николаевич и супруга его Екатерина Петровна (урожденная Верещагина ) имели четверых детей: три дочери – Елизавета, Мария и Варвара и сын Алексей. Дружеские отношения с Алексеем Александровичем Лопухиным Лермонтов поддерживал со студенческих лет до конца жизни. Сыну А.А. Лопухина и В.А. Оболенской посвящено лермонтовское «Ребенка милого рожденье…» (1839): «Ребенка милого рожденье Приветствует мой запоздалый стих. Да будет с ним благословенье Всех ангелов небесных и земных! Да будет он отца достоин, Как мать его, прекрасен и любим; Да будет дух его спокоен И в правде тверд... не знает он до срока Ни мук любви, ни славы жадных дум; Пускай глядит он без упрека На ложный блеск и ложный мира шум; Пускай не ищет он причины Чужим страстям и радостям своим, И выйдет он из светской тины Душою
бел и сердцем невредим!»).
В дружеском лермонтовском окружении – Мария Александровна Лопухина. Она – адресат его письма от 2 сентября 1832 года: «…Москва – моя родина и всегда ею останется. Там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив!».
Л о п у х и н а Варвара Александровна
Москва - «свидетель умиленный» встречи, трогательной близости, дружбы и любви юного поэта к Вареньке Лопухиной. Приехавшая из деревни в Москву (ноябрь 1831-го) шестнадцатилетняя (младшая) дочь Лопухиных – одна из самых глубоких привязанностей
поэта. А.П. Шан-Гирей свидетельствует: «Будучи студентом, он был страстно влюблен… в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В.А. Лопухину; это была натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени симпатичная… Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей …». Ей посвятил он трогательно-вдохновенные строки: «Она не гордой красотою Прельщает юношей живых, Она не водит за собою Толпу вздыхателей немых. И стан ее не стан богини, И грудь волною не встает, И в ней никто своей святыни, Припав к земле, не признает. Однако все ее движенья, Улыбки, речи и черты Так полны жизни, вдохновенья, Так полны чудной простоты. Но голос душу проникает, Как вспоминанье лучших дней, И сердце любит и страдает, Почти стыдясь любви своей». Сохранился акварельный портрет её, выполненный самим Михаилом Лермонтовым (1835 – 1836). Стала прототипом Веры в драме «Два брата», повести «Княгиня Лиговская», романе «Герой нашего времени».
М о с к в а.
« Москва есть и будет всегда моё отечество. Там я родился, там много страдал и там был слишком счастлив», - лермонтовские слова признательности и сыновней любви.
В Москве задуманы, начаты и написаны многие его произведения («Жалобы турка», «Монолог», «Предсказание», «30 июля (Париж) 1830 года», «Новгород», «Могила бойца», «1831-го июня 11 дня», «Желание («Зачем я не птица…»), «Ангел», «Мой демон», «Из Андрея Шенье», «Два великана», «Измаил-Бек» и другие; во многих его произведениях действие происходит в Москве.
Лермонтовская «Панорама Москвы»… Трогательно-сокровенное слово автобиографического повествователя… - «Когда склоняется день, когда розовая мгла одевает дальние части города и окрестные холмы, тогда только можно видеть нашу древнюю столицу во всем ее блеске…»).
Н а п о л е о н. «Вещее пламя» возмездия.
Автор «Бородина» живо интересовался событиями Отечественной войны 1812 года. В «Панораме Москвы» автобиографический повествователь делает «наполеоновский акцент»: «К югу, под горой, у самой подошвы стены кремлевской, против Тайницких ворот, протекает река, и за нею широкая долина, усыпанная домами и церквями, простирается до самой подошвы Поклонной горы, откуда Наполеон кинул первый взгляд на гибельный для него Кремль, откуда в первый раз он увидел его вещее пламя: этот грозный светоч, который озарил его торжество и его падение!».
См. также: Поклонная гора.
Н о в и н с к и й бульвар.
Юрий Самарин в своих мемуарных заметках рассказывает о прогулках - по Новинскому - с Лермонтовым (во время его пятидневного пребывания в Москве весной 1841 года).
Бульвар именовался по названию здешнего монастыря (Иисуса Навина).
В стихотворении «Две встречи» поэтесса Евдокия Ростопчина воссоздаёт впечатление от лицезрения на Новинском бульваре А.С. Пушкина («Я помню, на гульбище шумном, Дыша веселием безумным, И говорлива и жива, Толпилась некогда Москва, Как в старину любя качели, Веселый дар святой недели, Не любы ей, когда она Не насладится Подновинским, Своим гуляньем исполинским!.. И мне сказали: ОН ИДЁТ!..»).
Очевидец позднее вспоминал: «…толпы народа ходили за славным певцом Эльбруса и Бахчисарая, при восхищениях с разных сторон: «Укажите! Укажите нам его!..».
П а в л о в а Каролина Карловна (урожденная Яниш; 1807- 1893).
Дочь обрусевшего немецкого профессора Карла Ивановича Яниша, медика по образованию, но успешного преподавателя физики, химии, астрономии, знатока живописи. Будущая поэтесса получила прекрасное домашнее образование. В Москве о ней говорили, как об особе, «одаренной самыми разными и самыми необыкновенными талантами». В Москве же она сближается с Е.А. Баратынским, Н.М. Языковым. Страстный роман с Адамом Мицкевичем побудил её к созданию философско-психологических жанров. Переводы К. Павловой одобрительно отметил Иоганн-Вольфганг Гёте. После замужества (с Николаем Филипповичем Павловым) она
«царствует» в созданном ею московском литературном салоне, в котором бывал и Лермонтов. Мемуаристы (среди них – Самарин) запечатлели в воспоминаниях
сюжетику и колорит «павловского салона» («…встречи мы провели у Павловых…
Помню последний вечер у Павловых. К нему приставала Каролина Карловна Павлова.
Он уехал грустный…»).
П е с н я матери
«Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что, если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать»… Песни матери… У Лермонтова есть несколько стихотворений с жанровым заглавием – «П е с н я»… - «Желтый лист о стебель бреется Перед бурей: Сердце бедное трепещет Пред несчастьем. Что за важность, если ветер Мой листок одинокой Унесет далеко, далеко, Пожалеет ли об нем Ветка сирая; Зачем грустить молодцу, Если рок судил ему Угаснуть в чужом краю? Пожалеет ли об нем Красна девица».
Лермонтовские «п е с н и»… Навеянные колыбельными матери Марии Мхайловны, песнями тарханских, шиповских, кропотовских, московских крестьян, лермонтовские песни-исповеди, песни-судьбы, песни-упования: «Колокол стонет, колокол плачет, и слезы по четкам бегут. Насильно, насильно от мира в обители скрыта она, где жизнь без надежды и ночи без сна.Так мое сердце грудь беспокоит и бьется, бьется, бьется. Велела, велела судьба мне любовь от него оторвать и деву забыть хоть тому не бывать. Смерть и бессмертие, жизнь и погибель и деве и сердцу ничто; у сердца и девы одно лишь страданье, один лишь предмет: ему счастья надо, ей надобен свет». К тарханско-чембарским напевам, кропотовским «тягучим», подмосковным «протяжным» восходит лермонтовская «Русская песня»: « Клоками белый снег валится, Что ж дева красная боится с крыльца сойти, воды снести? Как поп, когда он гроб несет, так песнь метелица поет, играет, и у тесовых у ворот дворовый пес все цепь грызет и лает… Но не собаки лай печальный, Не вой метели погребальный рождают страх в её глазах: недавно милый схоронен, бледней снегов предстанет он и скажет: «Ты изменила», - ей в лицо, и ей заветное кольцо покажет!..».
Ранняя кончина матери, оставшейся в душе и сердце сына песней-эхом, нежно-трепетным воспоминанием; песни-стоны, песни-драмы, песни-трагедии Тархан и Пензы, тульско-кропотовских лесостепей. Первые чувства, такие ранимые, такие незащищенные. Ещё одна лермонтовская «П е с н я»: « Не знаю, обманут ли был я, осмеян тобой или нет».
Лермонтов – п е с е н н и к… Несколько неожиданный взгляд на поэта… Но перечитывая, «прослушивая», лермонтовские «песни», образующие особую целостность, своеобразный ц и к л, мы открываем для себя новые сферы, новые глубины лермонтовского гения. И ещё одна лермонтовская «П е с н я»: « Светлый призрак дней минувших, для чего ты пробудил страстей уснувших и заботы? Ты питаешь сладострастья скоротечность! Но где взять былое счастье и беспечность?*.. Где вы, дружески обеты и отвага? Поглотились бездной Леты эти блага!.. Щеки бледностью, хоть молод, уж покрылись; в сердце ненависть и холод водворились!».
…Какую песню певала в младенчестве Мише Лермонтову его юная мать, так рано, так непоправимо рано ушедшая из жизни? В лермонтовских произведениях, наброрсках, заметках о замыслах – многочисленные свидетельства о неизменном интнересе Лермонтова к жанру песни. В «двадцатой» тетради Лермонтова сохранился, например, текст народной песни. Лермонтов намеревался написать историческую поэму или драму о Мстиславе. Сохранился план-набросок: «Мстислав проходит мимо деревни; одна женщина поет, баюкая ребенка («Что за пыль…»). Эту же песню «Что за пыль пылит…» Лермонтов предполагал использовать в другой жанрово-композиционной коллизии.
Что же это за песня? Воспроизведем лермонтовскую запись. – « Что в поле за пыль пылит, Что за пыль пилит, столбом валит? Злы татаровья полон делят, То тому, то сему по добру коню; А как зятю теща доставалося, А он заставлял ее три дела делать: А первое дело гусей пасти, А второе дело бел кужель прясти, А третье дело дитя качать. И я глазыньками гусей пасу, И я рученьками бел кужель пряду, И я ноженьками дитя качаю; Ты баю-баю, мало дитятко, Ты по батюшке злой татарчонок, А по матушке родной внучонок, У меня есть приметочка, На белой груди копеечка. Как услышала моя доченька, Закидалася, заметалася: Ты родная моя матушка, Ах ты что давно не сказывалася? Ты возьми мои золотые ключи, Отпирай мои кованые ларцы И бери казны, сколько надобно, Жемчугу да злата-серебра. Ах, тты милое мое дитятко, Мне не надобно твоей золотой казны, Отпусти меня на святую Русь! Не слыхать здесь пенья церковного, Не слыхать звону колокольного»…
…Поэтическая восприимчивость Лермонтова, разбуженная, поощренная колыбельной материнской песней, обрела недюжинную силу, реализовалась в музыкально-философских строфах его песенной лирики, и в свою очередь передавшей глубинную энергию традиций Кольцову, Сурикову, Бунину, Есенину, Рубцову.
П ё т р В е л и к и й (московский «рисунок» Лермонтова).
Среди живописно-художественных лермонтовских изображений нет Петра Первого.
Между тем, в лермонтовских сочинениях «витает тень» великого самодержца. В «Панораме Москвы» «юнкер Л.Г. Гусарского Полка Лермонтов», проявляя незаурядные способности историка, вплетает в ткань художественно-документального повествования
весомое упоминание о «Петровском замке». С именем Петра связана и «фантастическая громада – Сухарева башня» («Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на ее мшистом челе! Ее мрачная физиономия, ее гигантские размеры, ее решительные формы, все хранит отпечаток другого века, отпечаток той грозной власти, которой ничто не могло противиться». В изображении Лермонтова, «на широкой площади, возвышается Петровский театр»; носящий имя императора, крупнейший театр государства – «произведение новейшего искусства» - рядом с кремлевской стеной, «древней святыней России».
П о г о д и н Михаил Петрович (1800 – 1875).
Москвоведение и лермонтоведение лишится поучительных и весомых страниц, если обойти молчанием личность и биографию этого выдающегося историка, талантливого публициста, преподавателя Московского университета (с 1825 года), редактора «Московского вестника» (1827-1830), «Москвитянина» (1841-1856). Он экзаменовал Лермонтова по истории при поступлении в Московский университет, где на первом курсе Михаил Юрьевич с воодушевлением слушал его лекции по истории средних веков. Судя по результатам экзамена, Лермонтов основательно усвоил любимый предмет. В мае 1841 года Лермонтов передал (через Самарина) Погодину своё стихотворение «Спор».
Историко-философский эпос Лермонтова заинтересовал Погодина и его единомышленников. В 1843 году Ив. Бецкой приобрёл (в Харькове) для коллекции Погодина «рукописи собственноручные Лермонтова».
…Напротив Новодевичьего монастыря – П о г о д и н с к а я улица. Здесь, на Девичьем поле, в собственной усадьбе жил Михаил Петрович Погодин. Здесь же – знаменитое погодинское «Древлехранилище», «Погодинская изба». Двухэтажный дом. Двускатная крыша. Причудливое узорочье деревянной резьбы. Здесь бывали-гостевали-вдохновлялись Пушкин, Лермонтов, Аксаковы. Несколько лет здесь жил Гоголь. А.Н. Островский читал здесь «Свои люди – сочтемся». Л.Н. Толстой советовался-консультировался, работая над «Войной и миром». Здесь Лермонтов вручал первые экземпляры только что вышедшего «Героя нашего времени» Гоголю, своим единомышленникам и поклонникам. 9 мая 1840 года в доме Погодина отметили
именины Николая Васильевича. Лермонтов – в числе приглашенных, самых близких
друзей-сопутников.
П о к л о н н а я г о р а.
Компетентный экскурсовод непременно включит в «лермонтовский контекст»
ПОКЛОННУЮ ГОРУ. Сам поэт в «Панораме Москвы» отводит особое место этой
Достопамятности: «…простирается до самой подошвы Поклонной горы, откуда Наполеон кинул первый взгляд на гибельный для него Кремль, откуда в первый раз он увидал его вещее пламя: этот грозный светоч, который озарил его торжество и его падение!»
П о л о н с к и й Яков Петрович (1819 – 1898).
Уроженец Рязани, автор знаменитых “Песни цыганки» («Мой костёр в тумане светит»), «Затворницы («В одной знакомой улице»), выдающийся лирик Яков Полонский испытал могучее воздействие лермонтовского творчества. Вспоминая об учёбе в Московском университете, он говорил: «Я был рассеян, меня развлекали первые встречи, занимали задачи искусства, восхищал Лермонтов». Особенно нравилось ему лермонтовское «Завещание»: « Есть место: близ тропы глухой, В лесу пустынном, средь поляны, Где вьются вечером туманы, Осеребренные луной… Мой друг! Ты знаешь ту поляну; Там труп мой хладный ты зарой, Когда дышать я перестану! Могиле той не откажи Ни в чем, последуя закону; Поставь над нею крест из клену И дикий камень положи; Когда гроза тот лес встревожит, Мой крест пришельца привлечет; И добрый человек, быть может, На диком камне отдохнет». Гибель поэта больно и горько отозвалась в его сердце: «…Я был и потрясен, и огорчен этой великой потерей, не для меня только, а всей России. Но если Лермонтов был глубоко искренен, когда писал «И скучно, и грустно, и некому руку подать» - я бы лгал на самого себя и на других, если бы вздумал писать что-нибудь похожее». Лермонтов – в круге чтения Я. Полонского до конца его жизни. -
«Для меня нет выше тех стихов Лермонтова, которые всем одинаково понятны – и старикам, и детям, и ученым, и людям безграмотным, как например его стихи: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть…». Стих, по простоте подходит под прозу и в то же время густой и прозрачный как поэзия, - для меня есть признак силы – и я силу эту находил в стихах Пушкина». (См. также: Р я з а н ь, Б е л и н с к и й).
П р и ш в и н Михаил Михайлович
Лермонтовские достопамятности в Москве и Подмосковье «совпадают» с пришвинскими достопримечательностями.
Миша-Курымушка любил Лермонтова. Детство, отрочество, юность его одухотворялись звучным, мятежным, волнующе призывным, взыскующим бурь и гроз («как будто в буре есть покой»). Пришвин-гимназист. Томик Лермонтова. «Герой нашего времени»… - «Природа и есть родина»…». «Быть русским, любить Россию – это духовное состочяние…» - Пришвин по-лермонтовски, по-пушкински, по-блоковски воспринимал Русь, «болел Россией».
В «лермонтовском» контексте многие пришвинские мысли выказывают нам свои новые грани, неожиданные ракурсы, своеобразные повороты. Из пришвинских «Незабудок»: «Видел когда-то Рублева и Рафаэля, и ничего не понимал, а теперь сижу в глуши, ничего не вижу и все понимаю. И я такой, рассчитанный на долгую жизнь, а другой (Лермонтов) рожден, чтобы всколыхнуть сразу весь…». – «Когда Рафаэль вдохновенный Пречистой девы лик священный Живою кистью окончал…». «Сикстинская мадонна» Рафаэля. «Троица» Рублева. Божественное, возвышенное, космически сокровенное и – земное. Лермонтовское. «Как бы нам хотелось родиться, на долгую или короткую жизнь? – размышляет Пришвин. – Хотите сразу сгореть, как Лермонтов, или жить, как я, долго-долго под хмурыми тучами и с каждым годом чувствовать, что тучи мало-помалу расходятся и вот-вот покажется солнце?».
Р а и ч Семён Егорович (1792 – 1855).
Приметное место в Московской Лермонтовиане занимают личность и биография С.Е. Раича. Исследователи не без оснований предполагают, что в одном из лермонтовских
«Портретов» - учитель его по Благородному Пансиону: « Он не красив, он не высок; Но взор горит, любовь сулит; И на челе оставил рок Средь юных дней печать страстей. Власы на нем, как смоль, черны, Бледны всегда его уста, Открыты ль, сомкнуты ль они:
Лиют без слов язык богов!.. И пылок он, когда над ним Грозит бедой перун земной! Не любит он и славы дым: Средь тайных мук, свободы друг, Смеется редко, чаще вновь Клянет он мир, где вечно сир, Коварность, зависть и любовь!.. Все проклял он, как лживый сон, Как призрак дымныя мечты. Холодный ум, средь мрачных дум, Не тронут слезы красоты. Везде один, природы сын, Не знал он друга меж людей: Так бури ток сухой листок Мчит жертвой посреди степей!..». В Пансионе при Московском университете (где обучался Лермонтов) Семён Раич «курировал» практические упражнения воспитанников в отечественном слове и переводах. До приглашения в Пансион Раич был домашним учителем будущей знаменитой поэтессы Евдокии Ростопчиной (Сушковой), а также воспитателем (ещё одного гения) Фёдора Тютчева.
Лермонтов поступил в Пансион в сентябре 1828 года – сразу в четвертый класс, полупансионером. Как и Царскосельский лицей (где воспитывался Пушкин), Московский Благородный пансион при университете – одно из высокопоставленных учебных заведений империи. Солидное, импозантное здание (угол Тверской и Газетного переулка). Великолепный двор. Замечательный сад… Каждое утро гувернер сопровождал отрока
на занятия. Возвращались домой уже в сумерки, когда зажигались масляные фонари…
Семён Раич возглавлял тогда Общество любителей отечественной словесности, существовавшее с 1799 года (первым председателем Общества сего был Василий Андреевич Жуковский). Семён Егорович оставит воспоминания, где расскажет о первых поэтических опытах Лермонтова, своём творческом наставничестве. Каждую субботу в университетской библиотеке собирались юные ревнители изящной словесности и переводов. Пятнадцатилетний Лермонтов выделялся самобытностью, особой творческой энергетикой. – «Когда Рафаэль вдохновенный Пречистой девы лик священный Живою кистью окончал, - Своим искусством восхищенный Он пред картиною упал! Но скоро сей порыв чудесный Слабел в груди его младой, И утомленный и немой, Он забывал огонь небесный. Таков поэт: чуть мысль блеснет, Как он пером своим прольет Всю душу; звуком громкой лиры Чарует свет и в тишине Поет, забывшись в райском сне, Вас, вас! Души его кумиры! И вдруг хладеет жар ланит, Его сердечные волненья Все тише, и призрак бежит! Но долго, долго ум хранит Первоначальны впечатленья».
Р о с т о п ч и н а Евдокия
Москва и Петербург провожали Лермонтова на юг. Евдокия Ростопчина посвятила этому событию стихотворение «В дорогу. Михаилу Юрьевичу Лермонтову». Стихотворению этому предпослан эпиграф из «Божественной комедии» Данте: «Ты бросишь все, столь нежно любимое». – « Есть длинный, скучный, трудный путь… К горам ведет он, в край далёкий; Там сердцу в скорби одинокой Нет где пристать, где отдохнуть! Там к жизни дикой, к жизни странной Поэт наш должен привыкать И песнь и думу забывать Под шум войны, в тревоге бранной!». Поэтессу печалит и тревожит будущее дорогого ей человека: « Там блеск штыков и звук мечей Ему заменят вдохновенье, Любви и света обольщенья И мирный круг его друзей. Ему – поклоннику живому И богомольцу красоты – Там нет кумира для мечты, В отраде сердцу молодому! Ни женский взор, ни женский ум Его лелеять там не станут; Без счастья дни его увянут… Он будет мрачен и угрюм!». Надежды лирической (автобиографической) героини связаны с образом бабушки Лермонтова: « Но есть заступница родная С заслугою преклонных лет, - Она ему конец всех бед У неба вымолит, рыдая»). Молитвенное слово «заступницы родной» - залог оптимистических упований (« Но заняты радушно им Сердец приязненных желанья, - И минет срок его изгнанья, И он вернется невредим!». Судьба же распорядилась иначе… На склоне лет, поверяя мемуарным воспоминаниям (в Воронове и Москве) сокровенное, Ростопчина не раз
заговорит о незабываемых встречах. Из письма к А. Дюма (1858): «Двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой… Мы постоянно встречались и утром и вечером… Отпуск его приходил к концу… Лермонтову очень не хотелось ехать, у него были
всякого рода дурные предчувствия. Наконец, около конца апреля или начала мая, мы собрались на прощальный ужин, чтобы пожелать ему доброго пути. Я из последних пожала ему руку…».
«Москва в поэтических «портретах» Лермонтова и Ростопчиной» - тема особая.
«Москва, Москва! Люблю тебя как сын, как русский, трепетно и нежно…», -лермонтовское признание. Характерно ростопчинское стихотворение «Вид Москвы»
(« …В Москве отрада лишь одна Высокой прелести полна: Один глагол всегда священный, Наследие былых времен, - И как сердцам понятен он, Понятен думе умиленной! – То вещий звук колоколов!». Москва православная… Общечеловеческие святыни (« То гул торжественно-чудесный, Взлетающий до облаков, Когда все сорок сороков Взывают к благости небесной! Знакомый звон, любимый звон, Москвы наследие святое, Ты все былое, все родное Напомнил мне! Ты сопряжен Навек в моем воспоминаньи С годами детства моего, С рожденьем пламенных мечтаний В уме моем. Ты для него Был первый вестник вдохновенья: Ты в томный трепет, в упоенье Меня вседневно приводил; Ты поэтическое чувство В ребенке чутком пробудил; Ты страсть к гармонии, к искусству Мне в душу пылкую вселил! И ныне, гостьей отчужденной Когда в Москву вернулась я, - Ты вновь приветствуешь меня Своею песнею священной, И лишь тобой еще жива Осиротелая Москва!».
Р я з а н ь.
Ираклий Андроников, размышляя о «лермонтовских маршрутах», упоминает и Рязань.
Рязанец Яков Полонский учился в Московском университете, где учился и Лермонтов.
В 1838 – 1844 годах он был в круге молодых литераторов, знакомых с Лермонтовым. «Меня… восхищал Лермонтов, который овладел всеми умами. Я мало встречал людей, которые не преклонялись бы перед силою его поэтического гения», - говорил Полонский.
С другом Лермонтова В.А. Соллогубом Полонский «сотовариществовал». Сблизился Полонский и с хорошим знакомым Лермонтова – Ю. Самариным. Лирический (автобиографический) герой-повествователь Полонского не раз «вспомянет» лермонтовское слово, лермонтовский образ, лермонтовскую метафору («…В стороне слышу карканье ворона – Различаю впотьмах труп коня – Погоняй, погоняй! Тень Печорина По следам догоняет меня»).
Рязань и Русское Подстепье неизменно «сближают» два великих имени – Лермонтова и Есенина. Константиново, как и Тарханы, как и Кропотово, - общечеловеческие достопамятности, всечеловеческие святыни. В поэме «Русь бесприютная» Сергей Есенин называет Лермонтова среди самых близких ему по духу поэтов.
(См. также: П о л о н с к и й).
С а б у р о в о. Сабуровы.
Москва – Сабурово… Кропотово - Сабурово…
1827 год. Встреча с отцом, родными по отцовской линии. Поездки-гостевания в соседние имения. Разочарования и очарования. Стихотворение «К Гению» Лермонтов сопроводит пометой: «…Напоминание о том, что было в ефремовской деревне в 1827 году – где я во второй раз полюбил 12 лет и – и поныне люблю».
Софья Ивановна Сабурова (1816 – 1864; в замужестве – с 1832 года – К л у ш и н а) доводилась сестрой товарищу Лермонтова по Пансиону – Михаилу Ивановичу Сабурову (он был на год старше Михаила Юрьевича, Софья же родилась в 1816 году).
М.И. Сабуров – инженер-капитан, владел тульскими и пензенскими поместьями. Кроме Пансионата, некоторое время учился вместе с Лермонтовым в школе юнкеров. Один из близких сотоварищей поэта вдохновил его на написание нескольких сочинений. Так, например, стихотворение «Посвящение NN» имеет лермонтовскую приписку: «При случае ссоры с Сабуровым». Лермонтовский «Пир» сопровождался припиской: «К Сабурову (Как он не понимал моего пылкого сердца)». Лермонтовское стихотворение «NN» имеет авторский комментарий: « К Сабурову - наша дружба смешана с столькими разрывами и сплетнями, что вспоминать об ней совсем не весело. – Этот человек имеет женский характер. – Я сам не знаю, отчего так дорожил им». Исследователи предполагают, что с М.М. Сабуровым связано создание других лермонтовских текстов («К NN», «В день рожденья NN»). Ираклий Андроников полагает, что к числу «сабуровских» относится и стихотворение «К Гению».
Естественно, не следует буквально трактовать лермонтовские строки, узревая в каждой детали «местное» соответствие. Софья Ивановна Сабурова (она скончалась в 1864 году), несомненно, имеет прямое отношение к исповедальной горячности, экзальтированности лирического героя («Но, милая, зачем, как год прошел разлуки, Как я почти забыл и радости и муки, Желаешь ты опять привлечь меня к себе?»), но эмоционально-психологическое пульсирование лирического повествования обнаруживает
реминисценции, заимствования, жанрово-стилевые «завязи» из поэтических монологов-исповедей предшественников: угадываются давнее-эпические признания Лауре, Беатриче, Джульетте, очаровательным героиням Жуковского, Батюшкова, Пушкина.
С а м а р и н Юрий Фёдорович (1819 - 1876).
В «московское окружение» М.Ю. Лермонтова входил Ю.Ф. Самарин. Талантливый публицист, общественный деятель, журналист, культуролог, историк. Архивные и библиографические разыскания позволяют пролить свет на бытийно-творческие контакты
этих ярких индивидуальностей.
Выражая свою скорбь в связи с трагедией у подошвы Машука, Юрий Самарин восклицал: «Лермонтов убит на дуэли Мартыновым! Нет духа писать! Лермонтов убит. Его постигла одна участь с Пушкиным. Невольно сжимается сердце и при новой утрате отзываются старые. Грибоедов, Марлинский, Пушкин, Лермонтов. Становится страшно за Россию…».
Из самаринских мемуаров: «…совершенно неожиданно входит Лермонтов. Он принес мне свои стихи для «Москвитянина» - «Спор». Не знаю почему, мне особенно было приятно видеть Лермонтова в этот раз. Я разговаривал с ним. Прежде того какая-то робость связывала мне язык в его присутствии…». Свидетельства дружества и товарищества:
«…Вечером он был у нас. На другой день мы были вместе под Н о в и н с к о м. Он каждый день посещал меня. За несколько дней до своего отъезда он провёл у нас вечер с Голициным и Зубовым. На другой день я виделся с ним у Оболенского…». И ещё: «Ко мне он (Лермонтов – В.Ш.) охотно обращался в своих разговорах и звал к себе… …Лермонтов сам пожелал меня видеть и послал за мной… Мы долго разговаривали… показал свои рисунки…».
С е р е д н и к о в о
Одна из достопамятностей, связанных с жизнью, творческим становлением и развитием гения русской поэзии.
Любознательный отрок интересовался историей селения, в древности именовавшегося
Г о р е т о в ы м С т а н о м. К означенному топониму имела прямое отношение родниковая речушка Г о р е т о в к а. Былинное эхо витало над с т а н о в и щ а м и,
с т а н а м и… Между этими самыми с т а н а м и приютилась-угнездилась некогда
п у с т о ш ь, именовавшаяся С е р е д н е й (посредине). Радовавшее свет Божий малюсенькое сельцо величалось посему вначале С р е д н и к о в ы м, затем –
С е р е д н и к о в ы м. Владели сими землями и Чудов монастырь, и Черкасские, и Всеволожские. Сенатор В.А. Всеволожский озаботился созданием великолепного парково-усадебного ансамбля (он сохранился до наших дней).
В 1813-ом имение приобрёл граф Григорий Столыпин. В 1825-ом хозяином усадьбы стал генерал-майор Дмитрий Алексеевич Столыпин , брат бабушки М.Ю. Лермонтова – Е.А. Арсеньевой (после его кончины –наследная владелица Середникова). В 1829-1832 годах гениальный отрок в каникулярные летние месяцы жил здесь вместе с бабушкой.
С о л я н к а
«Лермонтовский маршрут» связан также и с этим районом Москвы. Ю.Ф. Самарин в своих мемуарах, в частности, констатирует: «…В первый раз я встретился с Лермонтовым на Солянке… Я был в восторге от его стихов на смерть Пушкина. После двух или трех свиданий он пленил меня простым обращением, детскою откровенностью». Заметим, что на Солянке жил Александр Петрович Оболенский (1780 – 1855), женатый на тётушке Ю.Ф. Самарина. Дочь Оболенского Варвара Александровна с 1838 года стала женой друга Лермонтова Алексея Александровича Лопухина. Источники свидетельствуют, что Самарин виделся у Оболенских с Лермонтовым в первой половине января 1838 года.
С т о л ы п и н ы
Бабушка Лермонтова – из старинного дворянского рода. Герб Столыпиных: «В щмте,еющем в верхней половине красное поле, а в нижней – голубое, изображен одноглавый снребряный орёл, держащий в правой лапе свившегося змея, а в левой – серебряную подкову, с золотым крестом. Щит держат два единорога. Под щитом девиз: «Dea spes mea».
У Столыпиных были «свои» поэты, прозаики, публицисты.Аркадий Столыпин – друг М.М. Сперанского, сенатор; Александр Столыпин – адъютант А.В. Суворова; Николай и Дмитрий Столыпины дослужились до генералов.
Алексей Аркадьевич Столыпин (1816 – 1856) – друг М.Ю. Лермонтова, известный под прозванием «Монго».
Т о л ь Фёдор Николаевич
На перекрестке дорог, ведущих от Красных Ворот к Сухаревке и от Каланчевки к Красным Воротам располагалось двухэтажное, без украшений, с толстыми стенами и неглубокими нишами, здание, принадлежавшее генерал-майору Ф.Н. Толю. Здесь, в одном из флигелей, квартировала с августа 1814 года молодая чета Лермонтовых.
Здесь родился их сын, будущий гений Отечества. Крестили дитя 11 октября 1814 года в церкви Трёх Святителей, близ Красных Ворот. Молодая семья с новорожденным провела здесь зиму, переселившись затем в пензенские Тарханы.
Х о м я к о в А л е к с е й С т е п а н о в и ч
Алексей Степанович – земляк Пушкина и Лермонтова: уроженец Москвы. – «Москва-старушка вас вспоила Восторгов сладостных млеком И в гордый путь благословила За поэтическим венком. За песен вдохновенных сладость, За вечно свежий ваш венец, За вашу славу – нашу радость, Спасибо, наш родной певец! Да будет ваше небо ясно; Да будет светел мир труда; И да сияет вам прекрасно Любви негаснущей звезда» (А.С. ХОМЯКОВ). Примечательна «перекличка» лермонтовских и хомяковских жанров о Москве. Вот, например, один из хомяковских лироэпических шедевров о Москве – «Кремлёвская заутреня на Пасху»: «В безмолвии, под ризою ночною, Москва ждала; и час святой настал: и мощный звон промчался над землею, и воздух весь, гудя, затрепетал. Певучие, серебряные громы сказали весть святого торжества; И слыша глас, её душе знакомый, подвиглася великая Москва».
Самарин в своих воспоминаниях рассказывает о встречах Лермонтова и Хомякова: «…Тут он (Лермонтов – В.Ш) читал свои стихи – Бой мальчика с барсом. Ему понравился Хомяков… Лермонтов сделал на всех самое приятное впечатление…».
«Бывало в глубокий полуночный час, малютки приду любоваться на вас; Бывало, люблю вас крестом знаменать, молиться, да будет на вас благодать, любовь Вседержителя Бога. Стеречь умиленно ваш детский покой, подумать о том, как вы чисты душой, надеяться долгих и счастливых дней для вас, беззаботных и милых детей, как сладко, как радостно было!». Глубинную мощь и «осердеченность» этих строф с гениальной силой воплотил Сергей Рахманинов. В «Антологию русского романса. Золотой век» включен романс «С п и» (музыка Милия Балакирева, слова Хомякова): «Днем наигравшись, натешившись, к ночи забылся ты сном; спишь, улыбаясь, малютка: весеннего утра лучом жизнь молодая играя, блестит в сновиденьи твоём. С п и!»
В репертуаре Фёдора Шаляпина – романс на стихи Хомякова «Подвиг есть и в сраженьи…»(музыка П.И. Чайковского): «Подвиг есть и в сраженьи, подвиг есть и в борьбе; высший подвиг в терпенеьи, любви и мольбе. Если сердце заныло перед злобой людской, иль насилье схватило тебя цепью стальной; если скорби земные жалом в душу впились, с верой бодрой и смелой ты за подвиг берись. Есть у подвига крылья, и и взлетишь ты на них без труда, без усилья выше мраков земных, выше крыши темницы, выше злобы слепой, выше воплей и криков гордой черни людской».
Ш и п о в о
«Потревоженные тени», «милые тени» Лермонтовых, Арсеньевых… К р о п о т о ва о,
Ш и п о в о… Как и Тарханы, как и Пятигорск, - это боль, это гордость, это слава России…
«Клянусь я первым днем творенья, Клянусь его последним днем, Клянусь позором преступленья И вечной правды торжеством. Клянусь паденья горькой мукой, Победы краткою мечтой; Клянусь свиданием с тобой И вновь грозящею разлукой; Клянуся сонмищем духов, Судьбою братий, мне подвластных, Мечами ангелов бесстрастных, Моих недремлющих врагов; Клянуся небом я и адом, Земной святыней и тобой; Клянусь твоим последним взглядом, Твоею первою слезой, Незлобных уст твоих дыханьем, Волною шелковых кудрей; Клянусь блаженством и страданьем, Клянусь любовию моей…».
Кропотовские достопамятности… Шиповские достопамятности… Памятно-взыскующие л а н д ш а ф т ы, пощаженные грозово-буревым временем… Лишь руинированная церквушка, с каменной кладкой, воспротивевшейся вандализму, сатанизму, бесовству, манкурто-беспамятству… Светлая энергия памяти витает вокруг. Память души опечаленной («В печальном только сердце может страсть Иметь неограниченную власть»).
« Так в трещине развалин иногда Береза вырастает молода И зелена – и взоры веселит, И украшает сумрачный гранит! И часто отдыхающий пришлец Грустит об ней, и мыслит: наконец Порывам бурь и зною предана, Увянет преждевременно она!.. Но что ж! – усилья вихря и дождей Не могут обнажить ее корней, И пыльный лист, встречая жар дневной, Трепещет все на ветке молодой!..». …Ветер-песня, ветер-плач, ветер-эхо: Ш и - п о - в о… К р о п о т о в о… А р се н ь е в о… Л е р м о н т о в о… Наплывами то ли печального напева, то ли глубокого стона отзывается под сводами храма ветровое эхо;
Тревожно шепчутся сухие стебли; проворковали-всплакнули на карнизах степные голуби.
Тот самый храм, теп самые окрестные дали. То самое голубое, просторное, светоносное, Готовое вскипеть дождями, красно-украсится радугами, просквозить журавлиными стаями, озвучиться песней лебединой, раскатисто пророкотать громом. Тот самый чернозем, тот самый глинозем и песчаник на волнистых могильных холмиках. Здесь хоронили Лермонтовых. Здесь оплакивал Михаил Лермонтов отца своего Юрия Петровича…
Перекати-поле шуршащим, шелестящим шаром, подпрыгивая, просквозило сквозь серо-сиреневые полыни; степные кактусы-репейники позванивали на ветру; седые космы ковыля застряли в терниях шиповника. Мягкий свет холодеющего осеннего неба. Размытый силуэт полуразрушенного храма… Ш И П О В О… Вернее, то, что осталось от него… Грустно, печально, тоскливо, тягостно. Печаль светла. Печаль сокровенна. Печаль интимно-пронзительна. И это всё, что осталось от селения русского!... « И опустел высокий дом, И странников не угощают в нем; И двор зарос зеленою травой, И пыль покрыла серой пеленой Святые образа, дубовый стол И пестрые ковры и гладкий пол Не скрыпнет уж под легкою ногой»…
