1. ЭНЕРГЕТИКА РАННЕГО М. ГОРЬКОГО

И ШЕСТВИЕ РУССКОГО КОСМИЗМА

- Эх-ма, кабы силы да поболе мне! Жарко бы дохнул я - снега бы растопил, Круг земли пошел бы да всю распахал, Век бы ходил - города городил, Церкви бы строил, да сады всё садил! Землю разукрасил бы - как девушку, Обнял бы ее - как невесту свою, Поднял бы я землю ко своим грудям, Поднял бы, понес ее ко господу: - Глянь-ко ты, господи, земля-то какова,- Сколько она Васькой изукрашена! Ты, вот, ее камнем пустил в небеса, Я ж ее сделал изумрудом дорогим! Глянь-ко ты, господи, порадуйся, Как она зелено на солнышке горит! Дал бы я тебе ее в подарочек, Да - накладно будет - самому дорога

М. ГОРЬКИЙ. «МОНОЛОГ БУСЛАЕВА».

……………………………………………………………………………………….

«…Все книги писателя Горького и впрямь отменно горьковаты для ума, и не в том ли состояла их животворная гормональная сила?
Почему-то горьки на вкус все наиболее знаменитые лекарства с классическим «сабуром» во главе; от века отзывал полынкой богатырский и тоже кислым квасом запиваемый хлебушко российского земледельца, и, уж конечно, на свете нет аромата сытнее для души, чем горьковатый дымок над костерком, и что-то не помнится, чтобы в лучших, признаться, весьма унылых порой наших песнях когда-либо восхвалялась утешная сладость сахара-рафинада, от злоупотребления которым, по глазастой народной примете, родятся весьма хилые да золотушные детки. Недаром, все о той же неподкупной мудрой горечи говорит и начертанная на могильной плите Гоголя вещая цитата из «горького» Иеремии, насмерть побитого камнями за обличение царей и толпы. Вот в какую дремучую даль уводит нас родословная этого вернейшего средства от исторической слепоты, катализатора гражданских добродетелей, благородной присадки и на лемех плуга, и на боевое лезвие – «горечи». Пожалуй, и в наши дни, на проходе через томительно жгучую неизвестность, горькое да упреждающее словцо куда полезнее усыпительных гуслей. Оно, правда, и струна Боянова, коли добротного качества, и шашка чапаевская творятся все из того же, огневую закалку прошедшего металла, да не всякие уста златые смогут в грозный день заменить дедами проверенную златоустовскую сталь. Не за эту ли целительную горечь волна признанья всенародного подняла Максима Горького столь высоко над современниками и на гребне своем донесла до наших времен?.»

ЛЕОНИД ЛЕОНОВ. Из выступления на торжественном заседании в Большом Кремлевском Дворце 28 марта 1968 года, посвященном 100-летию А.М. Горького.

……………………………………………………………………………………………..

Вызывают недоумение и непонимание позиции Минпроса и Минкульта, как-то: равнодушие к феномену «РУССКОГО КОСМИЗМА» в школьном и вузовском изучении. Уже много лет публикуются методологические и методические статьи о феномене РУССКОГО КОСМИЗМА, об основоположниках РУССКОГО КОСМИЗМА (Фёдорове, Циолковском, Вернадском, Чижевском, Умове, Бугаеве, Булгакове, Бердяеве, Флоренском,, Манееве, Сухово-Кобылине). Появилось несколько монографических исследований. К сожалению, даже на специальностях «по космизму», «космическим технологиям» отсутствуют соответствующие программы, проекты, разработки…

……………………………………………………………………………………….

«ВСЁ ПРВДОПОДОБНО О НЕИЗВЕСТНОМ»

Тема и проблема «Ранний Пешков-Горький и шествие русского космизма» требует обстоятельного и всестороннего исследования, анализа, комментирования.

Научная, художественная, гуманитарно-философская, технико-технологическая, историко-цивилизационная мысль «на сгибе эпох», в конце Х1Х – начале ХХ столетия… «Явление» сложных и противоречивых творчески-пассионарных индивидуальностей… Того же Алексея Пешкова, Максима Горького…

…Алексей Максимович говорил, что в памяти сердца и разума вспыхивает потрясающе исключительное впечатление, которое можно, пожалуй, сравнить с тем, что в своё время испытал Глеб Успенский в Лувре перед Венерой Милосской. На нижегородской выставке 1896 года слушал Горький олонецкую сказительницу Орину Федосову:

- Федосова - это олицетворение старой русской народной поэзии, она и сама, по внешности своей - старая, спетая песня… Она вошла, в пояс поклонилась публике, села в кресло и - на её коричневом, морщинистом лице вдруг вспыхнули два ясных огонька - её живые вдохновенные глаза, и вслед за её взглядом на зал - в зале раздался задушевный голос, говоривший старинную народную былину о Добрыне… повеяло седой стариной, поэзией русского народа, простой, но могучей, такой тоскливой и удалой… Она живая легенда, и, полуумирающая, - она всеми остатками своей жизненной энергии воскрешает перед публикой умирающую эпическую поэзию…

Максим Горький вселял уверенность, побуждал, призывал, пророчествовал: «…Новый век - воистину будет веком духовного обновления… Многие испытают великие мучения, - множество погибнет людей, но ещё больше родит их земля, и - в конце концов - одолеет красота, справедливость, победят лучшие стремления человека» (т. 28, с. 150)

* * *

БУДЕТ ЛИ ТОРЖЕСТВЕННОЕ ЗАСЕДАНИЕ В БОЛЬШОМ
КРЕМЛЁВСКОМ ДВОРЦЕ?

…Полвека назад со всемирно-планетарным размахом отмечали 100-летие со дня рождения АЛЕКСЕЯ МАКСИМОВИЧА ГОРЬКОГО.

Вдохновенное СЛОВО произнёс Леонид Максимович Леонов, который поразмышлял о будущем:

- ...И еще настанет когда-нибудь, уже без нас, очередного столетия точно такой же вечер. Другие, еще не вошедшие, еще не родившиеся, заполнят ваши места в этом зале, но как бы ни было бесценно их время, немыслимо, чтобы периодически они не вспоминали бы о нас с вами, которые затратили во имя их, завтрашних, столько жизней, жаркого пота и вдохновений: себя! Не будем льститься чрезмерной надеждой: по собственному опыту известно нам, насколько необязательны для потомков дедовские кумиры и привязанности. Но только всякий раз, оглянувшись на наш век с его незатухающим заревом великих битв, эпохальных сожжений и бивачных костров на пути в землю обетованную, они среди прочих исполинских теней, на фоне пламенеющего неба, различат и характерную сутуловатую фигуру Максима Горького... Из-под козырька прижатой ко лбу ладони, с той же неповторимой, чуть иронической ободрительной улыбкой он будет испытующе всматриваться вослед им, все вперед и дальше уходящим поколеньям, в которые он так верил – трибун, поэт, бунтарь, отец и наставник Человеков на земле.

Одна из важнейших задач: восстановление преемственных связей, д и а л о г а с историками культуры, литературоведами, культурологами, исследовавшими гуманитарно-цивилизационные процессы «на сгибе эпох» (Б. Бялик, А.Волков, В.Келдыш, А. Метченко, Б. Мейлах, К. Муратова, А. Овчаренко, С. Петров, Б. Сучков, В. Щербина).

В сфере горьковской «гравитации» А. Куприн, А. Серафимович, Л.Андреев, И. Бунин, В. Вересаев,С. Скиталец, Е. Чириков, Н. Телешов, С. Гусев-Оренбургский, И. Вольнов, И. Касаткин, С. Подъячев. Сложны, противоречиво-плодотворны контакты М.Горького с Сергеевым-Ценским, Новиковым-Прибоем, А.Толстым, Таном-Богоразом, Блоком, Брюсовым.

Традиции. Преемственные связи. «Утробное развитие». Новаторство… «Наша жизнь всколыхнулась до глубины в трагическом усилии возрождения», - констатировал В.Г. Короленко. Могучее воздействие Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Герцена, Достоевского, Чехова, Льва Толстого…

Знаменательно, что имя Л.Н. Толстого «связывалось» с именем Максима Горького… С.Скиталец свидетельствовал: «Кроме могучего толстовского таланта, гордого даже в смирении и сопротивляющегося даже в «непротивлении» своём, она (страна – В. Ш.) избрала ещё второго любимца, тоже идейного бунтовщика и раскольника, появившегося, подобно Пугачёву, где-то за Волгой: его голос давно раздавался в столичной литературе, но сам он, как бы возглавляя «движение низов», был ещё незрим в столице, хотя предшествовала ему большая и шумная слава: то был Горький».

Жизненный путь М. Горького, тесно связанный с революционным подпольем, его творчество знаменовали собой новый этап в истории мировой культуры. А.В. Луначарский в своё время справедливо заметил, что в Горьком пролетариат осознаёт себя художественно, как он осознал себя философски и политически в Марксе, Энгельсе и Ленине.

* * *

«ДА, ТЫ БУДТО С СОЛНЦЕМ ЦЕЛОВАЛАСЬ…»

«…Смерть молчит, а девушкины речи Зависти огнём ей кости плавят, В жар и холод властно её мечут, Что же сердце Смерти миру явит? Смерть — не мать, но — женщина, и в ней Сердце тоже разума сильней; В тёмном сердце Смерти есть ростки Жалости, и гнева, и тоски. Тем, кого она полюбит крепче, Кто ужален в душу злой тоскою, Как она любовно ночью шепчет О великой радости покоя! — Что ж, — сказала Смерть, — пусть будет чудо! Разрешаю я тебе — живи! Только я с тобою рядом буду, Вечно буду около Любви! С той поры Любовь и Смерть, как сестры, Ходят неразлучно до сего дня, За Любовью Смерть с косою острой Тащится повсюду, точно сводня. Ходит, околдована сестрою, И везде — на свадьбе и на тризне - Неустанно, неуклонно строит Радости Любви и счастье Жизни»

МАКСИМ Г О Р Ь К И Й. «Девушка и Смерть»..

…………………………………………………………………………………………………

Молодой моряк вселенной,
Мира древний дровосек,
Неуклонный, неизменный,
Будь прославлен, Человек!

По глухим тропам столетий
Ты проходишь с топором,
Целишь луком, ставишь сети.
Торжествуешь над врагом!

Камни, ветер, воду, пламя
Ты смирил своей уздой,
Взвил ликующее знамя
Прямо в купол голубой.

Вечно властен, вечно молод,
В странах Сумрака и Льда,
Петь заставил вещий молот,
Залил блеском города.

Сквозь пустыню и над бездной
Ты провел свои пути,
Чтоб нервущейся, железной
Нитью землю оплести.

В древних, вольных Океанах,
Где играли лишь киты,
На стальных левиафанах
Пробежал державно ты.

Змея, жалившего жадно
С неба выступы дубов,
Изловил ты беспощадно,
Неустанный зверолов.

И шипя под хрупким шаром,
И в стекле согнут в дугу,
Он теперь, покорный чарам,
Светит хитрому врагу.

Царь несытый и упрямый
Четырех подлунных царств,
Не стыдясь, ты роешь ямы,
Множишь тысячи коварств,-

Но, отважный, со стихией
После бьешься, с грудью грудь,
Чтоб еще над новой выей
Петлю рабства захлестнуть.

Верю, дерзкий! Ты поставишь
Над землей ряды ветрил,
Ты своей рукой направишь
Бег в пространстве, меж светил,-

И насельники вселенной,
Те, чей путь ты пересек,
Повторят привет священный:
Будь прославлен, Человек!

Валерий Б Р Ю С О В. «ЧЕЛОВЕКУ».

В. Воровский при оценке философско-художественных исканий раннего Максима Горького опирается на мысли К. Маркса: «Это фантастическое описание будущего общества возникает в то время, когда пролетариат еще находится в очень неразвитом состоянии и представляет себе поэтому свое собственное еще фантастически, оно возникает из первого исполненного предчувствий порыва пролетариата к всеобщему преобразованию общества». Критик-публицист пишет: «Эта наклонность к фантастике в сфере ли политического, или художественного строительства – проявляется в искусстве как наклонность в романтике. Не удивительно, что М. Горький, явившийся выразителем ещё слабо дифференцированной пролетарской массы, выступил под флагом романтизма».

«Нужны подвиги, подвиги. Нужны такие слова, которые бы звучали, как колокол набата, тревожили все и,сотрясая, толкали вперёд. Пусть будет ясное сознание ошибок и стыд за прощлое. Пусть отвращение к настоящему будет беспокойной, острой болью и жажда будущего и страстным мучением».

"Срочно. Калуга Циолковскому"

Это письмо было написано Максимом Горьким, который собирался на родину и 21 апреля 1928 года писал Константину Федину из Соррента: «В Россию еду около 20 мая. Сначала в Москву, затем - вообще. Обязательно - в Калугу- Никогда в этом городе не был, даже как будто сомневался в факте бытия его, и вдруг оказалось, что в этом городе некто Циолковский открыл "причину космоса". Вот вам!.. Вообще же наша Русь - самая веселая точка во Вселенной».
Калуга и Космос
Почему Горький иронизирует, как-то не совсем всерьез принимает Циолковского и его философский труд? В то время, когда у меня возник этот вопрос, был еще жив Константин Александрович Федин, и я обратился к нему с письмом.
Ответ пришел неожиданно быстро. Видно, и Федину был далеко не безразличен оттенок смутивших меня строк. "Вы, конечно, знаете, - писал Константин Александрович, - об огромном уважении Горького к людям науки. Разумеется, не Циолковский вызвал улыбку Горького. Он собрался, наконец, на родину после семилетнего отсутствия. Он радуется, ему хочется пошутить, веселым чудится сочетание Калуги с Космосом. Как хотите, - я вижу шевеленье горьковского уса. И все-таки поехать в Калугу, повидать изобретателя-мудреца ему хотелось всерьез!"
Все это так. Но была, несомненно, еще одна причина. Тогда, находясь в Италии, Горький очень мало знал о патриархе звездоплавания, о его подвижнической жизни. Пройдет несколько лет, и писатель, узнав о Циолковском больше, скажет о нем добрые, сердечные слова.
Письмо старому другу
Тихая комната в Институте мировой литературы имени А.М. Горького. В этом институте хранится архив писателя. Передо мной горка папок. Я внимательно просматриваю их содержание.
В голубой папке нахожу письмо Горького, отправленное из Италии в Калугу весной 1928 года старинному другу писателя, астроному и педагогу Сергею Васильевичу Щербакову.
Они подружились в Нижнем Новгороде в середине 1890-х годов.
В ту пору Щербаков был душой нижегородского кружка любителей астрономии.
Собирались обычно у Горького за чашкой чая, и Щербаков увлеченно рассказывал о науке. Не удивительно, что Горький вступил в научный кружок Щербакова. А года на три ранее был принят в этот же кружок Циолковский. Получилась любопытная картина: Горький и Циолковский, не зная того, состояли в одном и том же астрономическом обществе
Очевидно, отвечая на приглашение, Горький пишет Щербакову: "Разумеется, я приеду в Калугу, и мы посмеемся за чаем. У вас, кстати, некто Циолковский открыл - наконец! - "причину космоса", так мы и его чай пить пригласим, и пусть он покажет нам эту "причину", если она имеет вид приличный. Ты, Сергей Васильевич. Циолковского, наверное, знаешь. Любопытный, должно..."

(продолжение следует)