Авторский блог Редакция Завтра 03:00 10 марта 1997

КАК ВЕСЕЛО МЫ… ПИЛИ!

<br>
КАК ВЕСЕЛО МЫ… ПИЛИ!
Author: Николай Котенко
10 (171)
Date: 11–03–97
_____
_____Уже полное десятилетие мы заняты интенсивным уничтожением нашей национальной культуры. Говорю “мы”, потому что — да, каждый из нас, даже своим неучастием, равнодушием, а тем более — отчаянием, считай, уже приложил руку к ее погублению. Какая-то дикая, умом не постижимая стадная покорливость; сказали нам: отныне — рынок, и мы с телячьим восторгом ринулись в него, вторя вслед за рептильными СМИ: “А вот у них!.. ”; продиктовал нам сей базар их иудейско-протестантскую мораль — “Греби под себя” — и вот уж вчерашние писатели пошли толкаться локтями, ища всяк для себя уютную нишу: кто быстренько переквалифицировался в поставщика детективного и порночтива, кто доводит до ума чужую графоманию, делая теперь уже писателей из откровеннейших “чайников”. Так или иначе, мы забыли о том, чему посвятили всю предшествующую жизнь, а на тех единиц, кто не забыл, в том же Союзе писателей, а паче того — в Литфонде, смотрят как на недоумков и встречают как настырных, мешающих жить христарадников.
_____Так вот, в таких-то условиях как дело наиблагороднейшее была воспринята серия очерков Николая Шипилова, очерков-воспоминаний о своих друзьях-коллегах и ушедших уже в мир иной, и несущих еще бремя этого кратковременного существования. Мемуары эти писались прекрасным пером, с неизменной и нескрываемой любовью к героям и, будучи в лучшем смысле читабельными, напоминали нам о неоплаченном долге — особенно перед ушедшими от нас… Сколько их ушло только за эти проклятые годы перестройки-реформации наших сверстников, наших молодых собратьев — только насильственно выдернуты из жизни, только те, кого я близко знал: Николай Самохин (Новосибирск), Виктор Еращенко (Хабаровск), Юрий Дудин, Иван Лысцов… Не хватает души продолжать этот скорбный мартиролог. Когда на отчетно-выборном собрании писателей Москвы прошлой осенью В. Гусев читал список выбитых из рядов организации за четыре года, — ему потребовалось на это минут десять. А ведь это — только Москва, а о скольких наших коллегах, волею горбачевых-ельциных оказавшихся вдруг и разом иностранцами, мы духом не знаем, ходят ли они еще по этой грешной, кровью умывающейся земле…
_____Назвав свой цикл воспоминаний “Старой шапкой”, Н. Шипилов традиционно пустил эту шапку по кругу, собирая в нее подаяние от всех сострадающих и надеясь затем, в будущем, составить из этих пожертвований книгу. Наивная надежда? Может быть. Однако лучше легкомысленная вера, чем душегубительное отчаяние; слава Богу, на призыв доброго человека откликнулись многие — одно время “Литературная Россия” печатала воспоминания едва ли не в каждом номере. И как же отрадно было встретиться, пусть на газетной полосе, с друзьями и знакомыми, с которыми благодаря разрушительной деятельности все тех же “катастройщиков” въяве свидеться мы уже лишены возможности. Учитывать надо и следующее: в былые (столь недавние!) времена мы после смерти нашего товарища непременно находили возможность издать его — вспомним Н. Рубцова, А. Вампилова, А. Передреева… сейчас… вы знаете, что сейчас: в будущем году 60-летний юбилей того же Вампилова, я обошел несколько патриотических издательств — везде одна и та же пластинка: “Гони деньги!.. ”
_____Т. е. своевременность почина Н. Шипилова не вызывает сомнений. Но вот что странно: стоило одному из первых откликнувшихся на его приглашение мемуаристов предложить этакий фривольно-разухабистый тон разговора, как все последователи ухватились за эту “ветку”, точно иных путей в сем жанре извеку не существовало. Послушаем же этого стрелочника, который, понятно, что без злого умысла, направил состав по изрядно расшатанному и тряскому пути:
_____“Один, северного происхождения, поэт мог по пять суток не есть, не спать, только пить, петь и плясать. В этом его никто никогда не мог победить, хотя многие пытались. Даже те, кого он переводил, южные поэты, хотя они и пробовали. Бесполезно… ”
_____Раз восхитившись столь уникальным даром, писатель наш, а в данном случае неизбежно и критик, не вспоминает уже, что разговор ведь как-никак о поэте, что стоило бы представить его читателю и с этой, согласитесь важной, стороны нет, ни строчки его стихов, ни хотя бы общей, пунктирной характеристики его творчества. Получается, что жил он, да и все его окружение, только и единственно этим:
_____“…Была только единственная заминка, когда местный поэт вышел на трибуну, начал читать и вдруг склонил голову. Естественно, все подумали, что он вспоминает следующую строчку, но он просто уснул. Еще бы — позади у него была ночь с поэтом… ”
_____Это, так сказать, в родных палестинах, где и стены помогают, а тем более столь даровитому поэту: вышедшему на улицу в одних трусах добрые люди даже дают ему напрокат штаны. Но вот наш мемуарист едет с писательской бригадой в далекую Монголию, и что же вспоминается ему из обычаев и нравов этой страны, из самой поездки? — “Архиважно, архиполезно, архинеобходимо”… Нет-нет, это не Владимир Ильич, — “архи” — это монгольская водка, а весь довольно объемистый мемуар — это рассказ о сабантуе, устроенном хлебосольными хозяевами в честь высоких гостей.
_____Лиха беда начало. Следующие в кильватере за цитированным писателем мемуаристы, как горькие выпивохи с похмелья, только о ней, “зеленой”, думают и только о ней, вожделенной, пишут. Вот один из них, издательский работник, рассказывает о недавней своей поездке на Украину; казалось, закономерным ожидать повествования о встрече с давними его друзьями, украинскими писателями, особенно — об их жизни в тягчайших нынешних условиях; все это в какой-то степени наличествует во второй части очерка, но для разгона автору потребовалось ровно половина его объема, где он поведал нам о своем бывшем начальнике, о кавказской поэтессе, о поездке в Нальчик воистину по принципу “В огороде бузина… ” — но в каждом и во всех сюжетах главным объектом внимания является, опять и снова, она, проклятущая. Послушаем о “начальнике”, у которого “здравствуй” давно заменила фраза: “В ЦДЛ вчера был. Ни хрена не помню”; вот к нему пришла очередная авторесса:
_____“Он позвал меня на помощь. Я включился в разговор, но мы все никак не могли понять, что ей надо. Наконец начальник обозлился.
_____— Мы что, с вами знакомы? — неприятным голосом спросил он.
_____Дама изумленно воззрилась на него:
_____— Да мы ведь прошлой ночью…
_____Тут она сказала такое, что начальник обхватил руками голову, а я ушел от греха подальше”.
_____Следующая “дама”, та самая кавказская поэтесса, несмотря на протесты “начальника”, оставляет у него на столе бутылку “Наполеона”, а сама убегает. — “Вечером мы, конечно, эту бутылку выпили: в переделкинской электричке, из горлышка, закусывая микроскопическим кусочком воблы”.
_____Наконец, Нальчик, где в гостиничном холодильнике для нашего редактора приготовлена целая батарея разнокалиберных сосудов; где его тут же местный литератор тащит в ресторан; где к их столику подсаживается другой местный талант, изрядно уже на взводе. — “Он стал бессвязно рассказывать, как в Союзе писателей поручили ему встретить какого-то м… (у автора — полностью. — Н. К.) из Москвы, а он выпивал и опоздал, а теперь опять выпивает и не знает, что делать, где этого м… искать, а Шогенцуков будет ругаться и ему квартиру не дадут”.
_____… Заметьте: я не называю здесь фамилий — не из боязни задеть того или иного пишущего, пусть даже и издательского работника. Во-первых, некоторых из героев публикуемых мемуаров нет уже на этом свете — стоит ли всуе тревожить их память? Во-вторых, не уверен, что и живым персонажам подобные откровения их жизниописывателей придутся по душе; да ведь и то, надо сказать, что ценим мы их не только “за это”…
_____Здесь, в данном, столь щепетильном вопросе, могли бы нам служить добрым примером наши классики, которые понимали, что есть “гусарство”, а есть — болезнь, и никогда не позволяли себе смешивать одно с другим, да и вообще, говоря о писателе, помнили что это — писательское дарование — должно быть доминантой разговора. Скажем, прорывается у Аполлона Григорьева фраза: “А сколько могучих, но негармонических личностей закружили стихийные начала: Милонова, Кострова, Радищева в прошлом веке; Полежаева, Мочалова, Варламова на нашей памяти” — и все, и только… И лишь комментаторы тома расшифровывают для нас понятия “негармонических личностей” и “стихийных начал”.
_____Иные времена, иные нравы? Но ведь нам с вами выбирать, какие из них пристойнее, достойнее человека.
_____Я никогда не вступал в общество трезвости. Мои друзья могли бы обо мне порассказать “такое”… Не знаю, интересно ли это было бы читателю, знаю одно: из всех “стихийных начал” в душе осталась одна лишь боль; но главное и непростительное: боролся я ведь не только со своим организмом, — сколько хлопот, бед и хворей добавил я близким и просто соседям по жизни! Как на духу свидетельствую: ни один из “заплывов” не вспоминается как что-то светлое, во что хотелось бы вернуться. И когда один из старейших нашей литературы повествует о встрече в знаменитой “Соловьевке”, в “отделении алкоголиков”, с другим известным писателем, давно уже покойным, в подробностях рисуя бедственное состояние его психики и здоровья вообще, — мне хочется криком кричать: “Да зачем мне это? Я люблю в покойном его прекрасный талант, мне интересно было бы узнать, как этот талант реализовывался, откуда черпал силы… Не из бутылки же, верно? ”
_____И, наконец, поэзия, которая, понятно, является самым личностным из всех видов литературы и поэтому стихи можно опять-таки считать “воспоминаниями о себе”. И вот “Московский вестник” дает в конце прошлого года большую — практически целую книжку — подборку стихов поэта, что и впрямь впечатляет в этом цикле, это — читайте сами и не обвиняйте меня в пристрастности.
_______________
_______________… Но поверил. Двери запер.
_______________И на три недели запил…
_______________
_______________Я объяснил бы, да не стоит,
_______________Кому не горько, тот не пьет…
_______________
_______________А дядька, уже отхлебнув
________________________________________ из ковша самогонки,
_______________Свой штык вытирает
_________________________ и блещет белками в сторонке…
_______________
_______________Иной раз задумаешься, скорбя,
_______________Над чаркой нависнув,
_____________________________________________ песнь запеваешь…
_______________
_______________А кум, меж тем, тая ухмылку…
_______________Из сумки вытащил бутылку,
_______________Уже початую на треть…
_______________
_______________Он только-только встал из-за стола,
_______________Родил сынов, ну и, конечно, запил…
_______________
_______________Грустно мне после пьянки,
_______________Не убраны на столе
_______________Вчерашней еды останки…
_______________но вдруг
_______________Входит, держась за стену,
_______________В комнату лучший друг.
_______________В руках целый ящик водки…
_______________Проснулся я под диваном,
_______________Девчонки визжат в неглиже…
_____

_____Прошу у читателя прощения за обильное цитирование, но ведь правда: пока проглотишь только эти выборки из стихов, — уже вроде и сам напантагрюэлился?..
_____Я мог бы здесь сказать еще о трудноперевариваемом многосуесловии цикла; о том, что автору явно не дают покоя лавры Юза Алешковского, которого недавно, на радость назаборных творцов, мы издали аж трехтомником (а, пожалуй, что наш поэт может дать маэстро даже и фору: “Мужик с кривой разбитой мордой… ”; “Я его по морде, подлеца, я ему коленкою в живот!.. ”; “Мне по морде р-раз! Я зубами — щелк. Ни хрена себе времена — вот вы где у меня, козлы!.. За Артема, бля, хоть кого убьем… ”) — но вряд ли я скажу лучше, чем сделал это сам титулованный: “Видит Бог, не хотел я перо марать. Но потом рука, как укушенная клопом, зачесалась”. Одно смущает: при чем здесь Всевышний?..
_____… Наше детство видится нам отсюда, из нашей, щадяще говоря, зрелости, сплошь в розовых тонах, даже если оно прошло, как у моего поколения, в военном лихолетье, в оккупации и “комфортных” условиях. Но детство ведь — безгрешно, ребенок приносит окружающим только радостные заботы. Что ж нас так тянет идеализировать “стихийные начала” во взрослых уже, самостоятельных и призванных отвечать не только за себя людях? Этим ли, “неорганичностью” своей, тешить нам душу? Тешатся ею наши нынешние оккупанты, вполне оправданно полагая, что мы содействуем осуществлению основной их цели — прореживания наших рядов, доведения численности населения России до уровня, устраивающего заокеанского Хозяина.
_____Давайте хотя бы об этом не станем забывать.
1.0x